Онлайн книга «Беглый огонь»
|
– За него. – Настя слегка смочила губы. – А целоваться?! – Что, прямо сейчас? – А когда? Традиция! Осторожно дотрагиваюсь губами до мягких, влажных губ девушки, помня золотое наставление эмансипэ Америки: поцелуй в губы – дело куда более интимное, чем половой акт! И любой средний американец, неосторожно покусившийся на самостийную тетку таким вот образом, рискует получить – нет, не по зубам! – повестку в суд с иском, в зависимости от благосостояния клиента! Это не страна, это сборище сутяг и стряпчих в юбках и без оных! Уф, пронесло. Зубы на месте, и девушка довольна. Щеки ее слегка порозовели. – Это и есть «традиционный дружеский поцелуй»? – Угу. Телефонный звонок прервал идиллию. Девушка сняла трубку, выслушала кивая, как примерная ученица, передала мне, шепнув: – Крутов сердит. – У аппарата, – рявкнул я как можно более начальственно. – Трупы в проходном дворе – твоя работа? – Какие трупы? – спросил я, а сам вспомнил тихих и незлобивых мужичков-собутыльников. Неужели их достали-таки калединские отморозки? Или это двое битюгов-террористов, карауливших меня на верхотуре собственного дома? Но каким образом их сумели упаковать и доставить в распивочный дворик? Да и не оставлял я покойников, по голове настучал, да и только. – Какие? – взъярился Крутов. – Калединские стриженые в «голдах», вот какие! Мужичок-моховичок объ-яснения в районке уже дал: дескать, так и так, был такой-то и такой-то, помесил братанков играючи, потом представился: валите, дескать, все на серого! На Дрона, дескать, птицу редкую! Навроде Феникса. И физию твою описал один в один, и ухмылялся притом старлею-следаку нагло и с ухмылочкой. Знаешь почему? – Не-а. – Решил, что ты – наш. Из славного отряда теневых борцов с оргпреступностью, не связанных буквой закона. «Белый орел», мля! – Да этот слух по Москве уже года три как отгулял, – озадаченно протянул я. – Да? А свежие трупы из морга подвезли, для убедительности? Старлей позвонил нашим ребятам в управу, прояснить. Назвал Дрона. Спросил прямым текстом: бумагу составлять или как? – Ну и что ребята посоветовали? – То. Знаешь поговорку? «Больше бумаги – чище жопа». – Погоди, Игорь, я… – Что – я? Что ты у меня целкой-институткой прикидываешься?! Я просил рассказать обо всем существенном, ты же… – Игорь, стопорнись. Свара у меня с бритыми бы-ла, но… – Почему ты там вообще завис? – Обстановку прояснял. – Без тебя некому? – Тогда – нет. – И чем тебе бритые помешали? – Скорее я им. – Слушай, гордый, ты мог, как все люди, ноги сделать, а не шеи им сворачивать? – Да не сворачивал я никакие шеи! А потом, эти ребята в особые разговоры не входили, сразу стали ручонками да ножонками махаться, причем вполне квалифицированно. А я от спорта уже столько лет далек, что едва сладил. – Как ты их оставил? – Сиротами. В отключке. – Дальше. – Ну и авто, понятно, воспользовался. – Мудак. Где бросил? – В центре. – Так. Крутов замолк, что-то обдумывая. – Игорь… – Ну? – Ты не уточнил насчет трупов. – Что именно? – Способ убийства. – Шеи им свернули. Одному и другому. Играючи. – Значит, кто-то «зачистил» за мной. – Да? Не много ли чести?! – Вот и я думаю… – Только все без толку. Феникс хренов. Алконост. Гамаюн певчий. Клест кривоклювый, блин! – Генерал, ты чего разошелся? – Того. Знаешь, где тебе место, Додо? – Ну? – В клетке. Причем в самой что ни на есть лефортовской одиночке, чтобы без дураков. – Без дураков, Игорь свет Петрович, никогда не обходится. Любимая игра на Руси – в подкидного или в переводного. – Да? И кто же дурак? – Пока я. А там – на кого карта ляжет. Под кого зайдут. – Олежек, ты хоть сориентировался, кто тебя подставляет и зачем? – Не-а. – Но забот тебе прибавилось. – Я думаю… – Думай не думай… Калединская братва на тебя уже ножики навострила. – У них что, авторитета умного нет, чтобы подставу учуять? – Есть. Только… Знаешь, в родной стране так уж повелось: есть человек, есть проблема, ну а нет, так и нет. Так что поостерегись: оказия представится, чикнут тебя, без злобы, на всякий случай. Не любят уважаемые непоняток. – Ну да… Прямо не жизнь, а кино. Про Жеглова с Шараповым. – Вот-вот. Они тебя не больно зарежут. – Крутов помолчал, добавил: – Шутка. – Что зарежут? – Нет. Что не больно. – Генерал, ты мою просьбу оформил? – Насчет вдовы? – Жены. – Обязательно. Только… Я вот что подумал… – Погоди, Крутов. Думать – моя епархия. Сначала встреча, потом – Чапай думать будет. В потемках по черным кошкам палить – себе дороже. Лады? – Лады. У вас сорок минут. А сейчас дай-ка мне лейтенанта. Я передал трубку Насте. Лицо у нее посерьезнело, слушала она молча, только кивала. Нажала отбой, подняла на меня свои колдовские глаза, потемневшие, словно море перед штормом. – А вы, Олег, оказывается, шалун, – произнесла она без тени шутки. Потом деловито отомкнула шкаф, вынула мягкий бронежилет, произнесла: – Облачайтесь. – Да я в бронике, как свинья в попоне. – Давайте не будем обсуждать приказы Крутова. Вы могли бы стать генералом, а он им стал. – Анастасия, а как же… – Олег, давайте без куража. Сейчас не до этого. – Попросила: – Отвернитесь. «Снегопад, снегопад, если женщина просит…» Тупо гляжу в окно. Да какой к бесам снегопад! Как там у модных «Иванушек-Инкорпорейтед»? «Тополиный пух, тополиный пух…» В мое время пели по-другому: «Тополя, тополя, все в пуху, у-у-у, потерял я любовь, не найду, у-у-у…» Мир меняется? Или все те же «ля-ля-тополя»? Бог знает. Без стакана этот вопрос же не решить, а его мне как раз нельзя. Нужна трезвая голова. И разумная. – Готовы? – спрашивает Настя. Оборачиваюсь. Девушка перевоплотилась за пару минут полностью. Вместо соблазнительного полупрозрачного платьица – свободные вельветовые джинсы, кроссовки; поверх футболки – бронежилет скрытого ношения, перепоясанный сбруей на две кобуры: прямо не девушка, а революционный матрос Железняк. Не удивлюсь, если над каждой из изящных лодыжек закреплено по «дерринджеру». «Возьмем винтовки новые, на штык – флажки…» |