Онлайн книга «Игра теней»
|
— Во-вторых, два осколка пули пробили подключечную вену… — Какую? — Подключечную… — Красивое название. А главное — редкое. — Все шутишь, молодой человек… А ведь могла попасть и в артерию — там совсем рядом! Миллиметры! Микроны! Сейчас бы уже… — Хреновая была бы перспективка… — Тем не менее! Вот вам везение номер два. Третье — в том, что два других осколка попали в нервный узел там же… Так что рука у вас с месяц повисит, нужно разрабатывать… — Да я и говорю — везуха! — Нет, серьезно. Стрелок был, несомненно, опытный: большой калибр, специальный надрез пули… Стрелял навскидку? — Насколько я помню, да. — Вот видите! И попал бы точно в сердце, если бы не портсигар! Когда два осколка пули угодили в нервный центр, наступил мгновенный болевой шок и вы упали словно замертво! Кратковременная блокировка дыхательного центра! Киллер решил, что вы убиты наповал — так и должно было быть при точном попадании, и не стал делать контрольный выстрел… — Это был не убийца… — Да? А кто? — Воин. Он не стал бы добивать. — Олег… Приятно, конечно, что вы верите в человеческую порядочность… Даже в таком… э-э-э… ремесле… Но послушайте меня, старика: я тут всякого насмотрелся… Сейчас — век другой… Благородство — не в чести… — Век может быть какой угодно. Только, доктор… Если пропадет благородство и честь, вам лечить некого будет… — Полагаете? — Люди исчезнут. Совсем. Палата у меня — почти царская. Харчи — стараниями Димы Крузенштерна и Али с Лекой. — боярские. Есть телевизор, видик… Правда, антенну не выдали, дабы не волновать больного политическими баталиями… Хотя — какие сейчас баталии… Выборы отгремели, народец думский да иной — у морей нежится… До осени. Хотя — не все. Ну, антенну-то я приспособил и блочок подстроил… Нажимаю «пимпочку». Первый канал. На фоне государственного флага — Сам. — Уважаемые россияне… Сдается мне, эту «картинку» я уже видел… Встряхиваю головой, сгоняя наваждение… — …А чего? У нас все нормально… Астрахань — Новосибирск — Калуга — Анадырь… Что бы они там ни говорили, а самые красивые девушки ни в каком не в Саратове, а у меня дома! Одна взрослая, другая — маленькая. А вообще-то — пора к морю! …Кому-то нравится Кипр, а мне милее в Приморске… Персики, огромные матовые помидоры, мускатный виноград, маленькие, но очень сладкие и сочные дыни… Территория по-прежнему функционирует. Окончание «времени чудес» ознаменовалось и там — прежде всего строгостью отбора «контингента»… Хотя он пожиже, чем В достославные времена, куда пожиже — мир велик… Теплый августовский вечер… Легкий, едва уловимый ветерок. Садится солнце, и небо засыпает, меняя цвета — от ярко-оранжевого до голубовато-синего, сиреневого, фиолетового… Недалеко от моей хижины — заброшенный раскоп… Тщательно обработанные камни построек, остатки виноделен… Выше — следы пожарищ, разрушений, войны… Еще выше — снова город, но другой… И снова — пожарища… Люди рождались, радовались, воевали, любили, умирали… Меняются города, меняются языки, эпохи, цивилизации… И море ласкается о шершавый галечный берег, и солнце изливает тепло и свет на добрых и злых… И дни сменяются днями, и закаты дарят непостижимую красоту Совершенства… И красота беспредельна и бесконечна, и душа наполнена ею… И душа — бессмертна… …Море… Немного вина… Закат… Гулять по московским улочкам и переулкам где-нибудь в центре, ранним предвечерним — просто здорово… Город словно стряхивает с себя сутолоку дня, становится уютным и тихим, и Москва кажется в этот час такой, какой была когда-то — может быть, тридцать, может быть, сто, может быть, триста лет назад… Старинные особнячки за чугунными оградами, храмы монастыри… Ну а что неон на каждом углу да словеса иностранные — мне порой кажется, Москва просто примеряет иноземную обнову, всматривается в свое отражение, словно кокетливая девица из боярского терема, собираясь на объявленную царем Петром модную «ассамблею», чтобы, вдоволь нарезвившись, дома скинуть кукольно-шутовской наряд «придворной красавицы», облачиться в просторный сарафан, засесть на-кухне с нянькою и девушками и слушать, слушать сказки… Про добрых молодцев и красных девиц, про богатыря Алешу и проказника Чурилу Пленковича… А еще и мне, и Леке есть что вспомнить. Вот здесь, рядом с Историчкой, раньше была пивная под студенческим названием «Геродот», где и вкушал я ужины из двух кружек пива и пакета хрустящего картофеля, разбавляя беседы с коллегами по «цеху» мутным портвейном «Кавказ»… Чуть дальше — московский горком комсомола, плавно преобразованный в один из крупнейших банков и возглавляемый его бывшим работником… Дальше — Маросейка, бывшая Богдана Хмельницкого… На ней — подвальчик винный… Армянский переулок… А отсюда, чуть вниз, к Тверской… И — по бульвару, к Никитским… * * * …Машина мягко шуршит шинами по асфальту. Мужчина, сидящий в салоне лимузина, спокоен и сосредоточен. Машина проходит по Тверской, сворачивает на бульвар. Пассажир рассеянно смотрит в окно… По бульвару идет девушка. На ней легкое платье, и цвет волос переменчив — то русые, то золотистые, то каштановые… Рядом с ней — крепкий молодой человек… Лека… «Папа, не читай!» «Что случилось?» — Мужчина привстал и погладил девочку по голове. «Я боюсь». «Со мной тоже боишься?» «Нет. С тобой не боюсь. Но оно такое страшное» «Чудище?» «Да». «Засни. Проснешься — и все будет хорошо». «А чудище не схватит Элли?» «Нет». «Никогда?» «Никогда». Машина прошла мимо… Мужчина зажег сигару, пыхнул, окутавшись невесомым голубоватым дымом. Дым попадал в глаза, на них заблестели слезы… Или — это просто в горле першит?.. Как хочется выйти из машины… Но… Еще не время. Долг. Тени существуют как раз для того, чтобы люди могли почувствовать тепло и свет солнца… Лимузин с затемненными стеклами медленно прокатил мимо. Лека вдруг остановилась, замерла, глядя машине вслед… — Дронов… Знаешь… Только ты не подумай, что я… У меня такое чувство, что папа жив… Оно и раньше у меня появлялось, а теперь мне кажется, я это знаю… Так бывает? — Бывает. — Тогда почему… — Наверное, нужно просто подождать. Если кто-то не присутствует сейчас в твоей жизни, ведь это не значит, что он не присутствует совсем… — Дронов, — глаза девушки стали как у маленького ребенка, собирающегося пожаловаться на несправедливость или просто заплакать от обиды, — но я ведь уже так долго ждала… Правда?.. |