Онлайн книга «Игра теней»
|
На самом деле это будет означать, что государство официально признает и гарантирует защиту любому капиталу, независимо от способа его первоначального накопления Это приведет к тому, что сотни миллиардов российских «теневых» денег ринутся обратно, на родину — именно там самая дешевая и при этом самая высококвалифицированная рабочая сила, будь то заводские рабочие или ученые-генетики… Россия сейчас решает гамлетовский вопрос — быть или не быть, — поставив его в привычном и понятном для себя ракурсе, по-ленински: «Вопрос о власти». Лева Левин отчетливо понимал, что от того, как решится этот вопрос в России, зависит будущее очень многих серьезных людей; от этого зависело и его собственное будущее, и скорее всего его жизнь. Именно поэтому Лева потел и думал… Именно поэтому он вышел на личный контакт с адмиралом Макбейном: то, что у адмирала имеется похожий интерес, Левин утверждать не мог, но мог предполагать… Слишком долго и слишком пристально они наблюдали друг за другом, чтобы ошибиться… То, что Макбейн легко принял и поддержал ложную мотивировку контакта — «борьба с терроризмом», то, что назначил встречу на своей «внеагентурной» базе, подтверждало, что Левин не ошибся. И разговор, сначала общий и осторожный, теперь шел именно по тому руслу, которое израильтянин наметил. Хотя… Его раздражал этот холеный американец в чинах. И еще — жара. Смертельная жара. Говорят, в этом году активное солнце… Левин чувствовал себя так, словно на голову ему надели полиэтиленовый пакет, оставив дырочку для воздуха. Только одну. И все же это лучше, чем никакой. Левин вздохнул, сделал глоток из запотевшего бокала. — Мистер Левин, хотите анекдот? — Адмирал Макбейн улыбался, вернее, губы его были растянуты в улыбку, как это делают во всем мире перед объективом фотографа: «чи-и-из»… — Анекдот? — Я просто сформулирую то, что вы изложили. Представьте себе этакое сообщение в советской прессе где-нибудь в середине семидесятых: «Загнивает и агонизирует антинародный режим сержанта Хулио Керамзито. Для сохранения власти диктатор пошел не только на освобождение всех политических заключенных, но и провел всеобщие демократические выборы…» — Вы находите это забавным, адмирал? — Но посудите сами, мистер Левин… Государственный переворот путем президентских выборов… Это же лишено здравого смысла… Как вы полагаете, генерал? — Я полагаю, он уже начался… — Итак… — Да. Прокрутим по новой. Левин вздохнул. Жара. Смертельная жара. Говорят, в этом году — активное солнце. Глава 3
Адмирал не торопясь выбрал в коробке сигару, поднес длинную шведскую спичку, пыхнул, окутавшись невесомым голубоватым дымом: — Итак, события покатились с Буденновска? — Полагаю, да. — То, что акция организована, сомнений не вызывает. Считаете, российскими спецслужбами? — По крайней мере, они не мешали… — Или просто прохлопали. — Трудно поверить, что в таком активном отряде, каким является группа Дасаева, русские не имеют своего «крота»… [1] . — Всякое могло случиться: или «крот» слепым оказался, или копал не туда… — …или попал под тяжелый сапог. — Хорошо, мистер Левин. По результату. — Впервые возвышение премьера в качестве самостоятельного политика да еще в ранге «номер раз»… Макбейн улыбнулся, хотя глаза остались абсолютно холодными. — Вы это серьезно? — По крайней мере, в глазах российских граждан он выглядел как миротворец. — Генерал, вы можете представить себе Президента Соединенных Штатов, говорящего перед телекамерами национального телевидения на всю Америку, а значит, и на весь мир, с террористом? Как там это прозвучало в устах российского премьера?.. «Дасаев, говорите громче » Любой американец воспринял бы это как национальное унижение и оскорбление; дни такого Президента как политика были бы сочтены. — Это Россия, адмирал. Там люди жалостливы, недоверчивы к властям. Телешоу «премьер-освободитель» было разыграно красиво. — Тем не менее Дума выразила недоверие правительству. А значит — и премьеру. — Что еще более укрепило его позиции. В России любят гонимых. — Да… Странная страна… — Адмирал, знаете, как называется ваше поведение по-русски? Макбейн недоуменно приподнял брови. — «Прикинуться „шлангом“, „ветошью“, „веником“. — Карие глазки Левина сузились, зрачки стали жесткими, как буравчики. — „Странная страна“. — Израильтянин сымитировал интонацию адмирала. — Вы ведь знаете Россию не хуже меня. Нет? Адмирал пыхнул сигарой, скрывшись за голубым невесомым облачком, словно эсминец за дымовой завесой. — Извините, мистер Левин. Мы, американцы, любим понятные для нас штампы. Иногда они срываются с языка… Кто более всего выиграл от ситуации? — Как ни странно, Президент. — Или — его команда? — Или — его команда. Ближний круг. По крайней мере, Дед показал, кто в доме хозяин… — Дед? — Так его именуют в ближнем кругу. — Не лишено оснований… — Да. «Отцов» в Москве много премьер, мэр… — Да и «крестных» немало… — А Дед — один. — Один?.. — Светло-голубые глаза Макбейна безразлично, словно штрих лазерного прицела, уперлись в переносицу израильтянина. Холодок пробежал по спине генерала, ему вновь стало трудно дышать… Левин вспомнил, что в молодости Джордж Макбейн командовал группой морских пехотинцев во Вьетнаме… Группой особого назначения, какого — люди Левина так и не узнали. Это был семьдесят третий или семьдесят четвертый год — как раз перед захватом Сайгона северянами и русскими. Как записано в досье адмирала, его группа занималась «организацией и соблюдением особого режима в местах действия приказа 3846/22-а». Что такое «приказ 3846/22-а», что означал «особый режим» и в каких районах Южного Вьетнама он вводился, чем вообще занималась немногочисленная группа будущего адмирала, этого не смогли выяснить ни высокопоставленные источники генерала Левина в Пентагоне, ни финансисты с Уоллстрит, ни люди «фирмы» [2] , работающие на Левина, ни «архивариусы» [3] — никто. От всей более чем двухлетней деятельности Макбейна во Вьетнаме осталась только вот эта самая строчка в досье, номер приказа — и все. Ни имен людей, входивших в особую группу, ни даже кличек или псевдонимов. И-ни одного свидетеля. Словно Макбейн со своей группой просто просидел два года в джунглях, никуда не высовываясь и ничего не свершая… И награжден за это «сидение» «Пурпурным сердцем» и «Бронзовой звездой»… |