Онлайн книга «Игра теней»
|
— И — что? — Ушли. Вернее — уехали. — Но я же не говорила, у кого я, честно. — Верю. Но местонахождение любой персоны можно узнать в справочной службе по номеру телефона. — Да? Но я и номер не называла… — Телефоны с определителем — нынче не роскошь а средство выживания… Особливо у наркош, даже таких тихонь, как эти Шура и Витя… — А кто подходил? — Бычата. И в племенные им не выбиться при таких куцых мозгах. — Олег… Наверное, они теперь не отвяжутся. — Уже отвязались… — Ты их не знаешь. — Этих — нет. Да и знать не хочу. — Чего они хотели? — Позаботиться о моей добродетели. — В смысле… — В смысле — продать тебя мне. — Продать?.. — Ага. — А ты что? — Девочка смотрит на меня, широко раскрыв глаза, и, кажется, не видит. — Эти ребятки классику не знают… — Чего? — Продаются только мертвые души. Живые — нет. — А я — живая? — Да. Только замерзла сильно. — Я отогреюсь, правда? — Правда. …Сижу перед мерцающим экраном компьютера, и голове — ни одной мысли. Только их составляющие: обрывки слов, понятий, символов… И вместо пустых и никчемных умствований хочется погрузиться в сиреневый мир Врубеля, плавать во влажно-мерцающем тумане Эдгара Дега или попросту заблудиться в красных виноградниках Винсента Ван-Гога… — Не спишь? — Сплю. И даже сны вижу. — Не помешаю раздумьям?.. — Красивая девочка не может помешать ничему. — Прекрати называть меня девочкой. Я давно взрослая. — Все мы в чем-то дети… — Да? — Вот тянет меня сейчас искупаться в заливе Ла-Плата… — Это где? — Да разве это важно? Название красивое. «А что везете капитаны, издалека-далека, а везете вы бананы и ковровые шелка, виноградное варенье, анашу и барбарис разноцветные каменья, апельсины и маис…» — Экзотика. — Дронов, а ты романтик. — Я вам больше скажу, милая барышня, я — последний романтик в этом мире. — Ископаемый Дрон? — Читала «Алису в стране чудес»? — Не-а. Пластинку слушала. И в энциклопедии про дронов есть. — В детской? — В нормальной. «Брокгауз и Ефрон». Съел? — Рад бы, да пока нечего. Так что там пишут эти сиамские близнецы насчет дронов? — Это был полезный ископаемый. — Ну да?! — Причем совершенно беззащитный. Жили они на острове Маврикий. И ученые считают, что последнего дрона убили примерно лет триста назад. — Крайнего… — Какая разница? — Тебе, может, и без разницы, а мне на душе легче. — Ну, как знаешь. Так вот, после того, как убили последнего… крайнего дрона, на Маврикии стали сохнуть деревья, целые рощи, а потом — высыхать ручьи, выгорать травы… Оказывается, дроны как-то очень были важны для всего на острове… — Понятно. Биоценоз. — Что это такое? — Замкнутая природная система, внутри которой сохраняется равновесие. — И всем — хорошо? — Ну да… Как водится… Антилопы кушают траву, львы кушают антилоп… — А люди бьют львов… Даже не из-за шкур: просто показать, что сильнее. Я права? — Ага. И особенно противно, что бьют ради удовольствия, из снайперских винтовок, сами не подвергаясь ни малейшей опасности. — Или — друг друга. — Или — так. — Знаешь, Олег, а Маврикий был очень мирный остров… Там не было хищников. Самыми мирными были дроны… И самыми беззащитными. Их истребили первыми. А потом все стало гибнуть само собой… — По-моему, ты просто придумываешь себе сказку… — А разве это плохо?.. — Хорошо. — Правда? — Ага. — Человек должен верить в сказки. Только тогда он будет помнить себя ребенком — и любить… И каждый свою сказку придумывает себе сам. — Жизнь — это и есть сказка. И называется она любовь. — Думаешь?.. — Без любви все теряет смысл. — Хотелось бы в это верить, — хмыкает Аля. — А ты верь. Помнишь горьковского Луку? — Это откуда? — Из пьесы. «На дне». Раньше ее в школе проходил — Не помню. Если я в школе что-то проходила — мимо. Не задерживаясь. Да и в школе я была последний раз… — Писать умеешь? — А как же. И считаю хорошо. Если есть что. Tак чего тот Лука? — Он сказал просто: «Во что веришь, то и есть». Аля наклонила голову чуть набок, задумчиво приз сила кончики волос: — Знаешь, Олег, ты очень странный. Словно не от мира сего. Прямо настоящий «ископаемый дрон». Только… — Что — только? — Ты совсем не похож на беззащитного… — Всякий романтик только тогда чего-нибудь стоит, если умеет защищаться. И защищать других. «Романтик должен уметь защищаться». Эффектно сформулировано. Мы и защищаемся. Каждый в свое время — где-нибудь между семнадцатью и девятнадцатью» страдает комплексом сверхполноценности: сил с избытком, все удается и кажется, что так будет всегда. Потому что — очень хочется… Потом… Потом человек получает по башке — неудачная любовь, нескладывающаяся жизнь… И начинает такой человек строить вокруг себя «броню». Из цинизма, из наигранной веселости, из пьянства — что есть в наличии, что больше принято окружением, то и подойдет. В действительности — он просто хочет остаться ребенком и сохранить свою сказку… Но и жить с ней порой бывает невмоготу… «Броня» накрепко защищает душу от разочарований. Их больше нет. Но… Нет и очарований… Человеку хочется поделиться своей сказкой и поверить в чью-то еще… Ведь на самом деле любому так немного надо — любить и быть любимым, заботиться о ком-то и чтобы заботились о нем… Любой — это значит «любый», тот, кого любят… И еще — дружить… Жить другим — дружить… Хуже всего, если «оболочка» съедает человека, стискивает его душу до пределов даже не пространства — плоскости, горько расчерченной квадратами похожих, изматывающих, пустых дней… |