Онлайн книга «Повелитель снов»
|
– Разыскник? – Охранник. Теперь шоферю. – Ну и я – сам по себе странник. – Такие бывают? – Как видишь. – Я кивнул на деньги. – Объективная реальность, данная нам в ощущение. – И что ищешь у нас? – Не «что», а «кого». – Я выложил на стол фотографию Дэвида Дэниэлса. Дядя Миша пожал плечами: – Видный мужчина. Не встречал. Такого бы запомнил. Зачем он тебе? – Пропал. – Бывает. – Родственники беспокоятся. Хочешь – поговорим, не хочешь… Если опасаешься чего или кого, разговора не выйдет. Водитель задумался. Триста баксов за час заработать в межсезонье – удача. Шугнешь ее – так и отвернуться может. Он еще раз глянул на меня, мотнул головой: – Не… – Что – не? – На наемного убийцу ты не похож. – А ты повидал? – А то. Сказал же – служил. – А-а-а… – Значит, ищешь? – Ищу. – А городские сплетни тебе зачем? Да еще за такие деньги? Обомнись, потолкайся, все бесплатно услышишь. «Потолкайся». Сильно мне будет весело толкаться после встречи с киллером, который бестрепетной черной дланью едва не переправил меня за Стикс белым днем… И ладно была бы причина… А причина есть. Но я ее не знаю. И это напрягает. Крепко. До дрожи. – Родственники о ч е н ь беспокоятся. А время дорого. – Ну раз платят они… – Они. Пропасть этот мужчина, – я кивнул на фотографию Дэниэлса, – мог по десятку причин. И по сотне поводов. И даже без них. Интересы у него сильно разносторонние. В город я прибыл сегодня утром. И хочу сразу уразуметь, кто, как и чем здесь дышит. – Лады. С чего начинать? – Сам реши, дядя Миша. О чем люди говорят? – Кто о чем. А так… Мэр у нас помер. Недавно. – Сам? – Сердце. – Бывает. – Не верят люди, что сам он. – Люди вообще недоверчивы. – Да нет, ты не понял… Тревожно здесь стало. Мэр умер, кого пришлют – неясно, как все будет – тем более. – Привычка. – Что? – «Привычка – душа держав». Пушкин сказал. А вот в таких вот городках – тем более. Станет лето настоящее, приедут отдыхающие… – Вот то-то и оно. Мы все с лета живем. И с курортников. Понимаешь, Олег, у нас все очень размеренно и тихо было, а тут… Еще до мэра… Какой-то крупный чин московский кони двинул. В автомобиле. То ли задохнулся, то ли еще что. С ним одна местная была, типа бабка… – Бабка? – Гадалка, ворожея, их здесь невперечет… Тоже померла. До того – в люксе горцев поубивали. Так люди говорили. У меня там свояченица работает, в той гостиничке, сказала, сами они порезались. Насмерть. – Разборка? – Не-а. Вены повскрывали. – И чему люди верят? – Кто чему. – Всё? – Если бы. Группа авторитетных мальчиков отдыхать прикатила. И прямо на джипе в море съехала. Потонули все. Еще? – Еще. – Зимою российские деловые собрались на сходняк и перемерли. А не так давно – особистов местных на квартире постреляли. – Бандиты? – Нету у нас бандитов, я тебе сказал. – Значит, злые хулиганы. – Кто их так разозлил, чтобы горцев кромсать и особистов стрелять? – Жизнь нездоровая. Вот и не выдержала психика. – Твой-то пропавший – кто вообще? – Иностранец. – Россиянин? – Нет. Издалека. – Богатый? – Упакованный. – Давно канул? – Три дня. – Может, загулял? – Родственники надеются. – А эти родственники… сами… не могли… того? Спровадить папашку? – Вряд ли. А конкуренты – могли. Ты по городу в последнее время странных людей не замечал? – Да сколько угодно! Ты, к примеру. – По внешности. Негры, арабы… – Негров не видал – что им здесь делать. А араба я от какого другого азиата и не отличу. Иранцы у нас на рынке подвизаются, турки… Нет, если араба нарядить так, как они у себя там ходят, – то да, скажу, вот он! – А ты такого… Мориса не знаешь? – Да кто ж его, оторву такую, не знает! – Способный мальчик? – Способный. На все. Он года четыре назад такую кашу тут заварил… – Какую? – Взялся с хозяевами бодаться. – С хозяевами чего? – Известно чего – города. – С мэром? – Мэр тут был не хозяин. Другие… – Я слышал, некий Мамонов Сергей Петрович… – Э-э-э… Когда это было. Слег Мамон смертью храбрых. Давнехонько. Лет десять тому. – Убили? – Никто не скажет. Поговаривали, на покой вышел, в доме у себя заперся, завел мелкую торговлишку… А потом и застрелился. Из охотничьего ружья. Из двух стволов сразу. Голову напрочь снесло. – Печально. Может, не он это? – Стрелялся? Может. Но записали самоубийство. Во-первых, кому охота висяки держать, а во-вторых… – Вместо него никого не прислали? – Нет. Старшие люди терли, видно, где-то с братвой и договорились полюбовно. У братвы – деньги, у старших – сила. И порядок. – Старшие – это милиция и госбезопасность? – Ну да. Как везде. – Так что Морис? – Он бригаду молодых и злых сколотил, ну и… Появись они такие в конце восьмидесятых или хотя бы в начале девяностых, глядишь, и вышли бы в люди. А так – запрессовали их по полной. Морис исчез. Поговаривают – уехал. – Он, по принятой терминологии, «отморозок»? – Ну уж нет. Дерзкий мальчуган, смелый, физически крепкий… Но никого за понюх табаку не списывал. Объявился тогда, весь из себя красавчик, шороху навел, заставил говорить о себе, а как понял, что козыри здесь крести и его расклады не пляшут, – слился. То ли в Россию, то ли за границу. Если поумнел – так живой. – Он сейчас в Бактрии. – Во как! Дела… Думаешь, он твоего иноземца в зиндан заточил и выкупа ждет? Я пожал плечами, закурил, бросил между прочим: – Монеты он собирал. |