Онлайн книга «Повелитель снов»
|
…И еще – слышалась музыка. Она была щемящей и словно резала сердце на части тонкой скрипичной струной, и накатывали боль и слезы, и хотелось прекратить эту сладкую муку… …А потом музыка сделалась резкой и фальшивой, и какой-то фигляр протягивал мне потрескавшуюся скрипку и предлагал сыграть – пусть будет фальшиво, какая разница, раз люди бросают медь… – Какая разница, настоящие деньги или фальшивые, если их принимают к оплате… Какая разница, правда и ложь, если ее принимают за любовь… А ложь – всегда нарядна, элегантна, блестяща…. И если людям постоянно лгать, выдавая личины за лица, а ложь за правду, саму правду они не смогут да и не захотят воспринимать! И станут требовать новой лжи, такой же красочной, как все выдуманное! Хотя – остаются глаза… Как утверждал один лукавый беллетрист, они – зеркало души. Но у многих – это кривое, искаженное зеркало, анфилада, в которой потеряться легче легкого… А потом снова было море и одинокая фигурка музыканта на ночном берегу, что наигрывал смутно знакомую мне мелодию, и волны ласкались ей в такт, и звезды сияли в безлунной ночи, зачарованные ее совершенством… И – снова мелодия сделалась резкой, фальшивой… И музыкант – исчез. Вместо него на берегу застыла закутанная в коричневый плащ фигура, что выдувала из флейты визгливые и монотонные звуки… Море пришло в неистовство, темные бурые валы покатились на берег, смывая все на своем пути… Задул ледяной ветер… Дикий, безотчетный страх овладел мною, и я побежал к городу в поисках укрытия… Но город был темен; ни огонька не светилось в окнах, и если угадывалось там какое-то движение, то это была лишь игра бесплотных теней тех, что давно покинули этот мир… Огонь я заметил лишь в одной из пещер; вбежал туда и едва не задохнулся от смрада. Все та же фигура в коричневом, с надвинутым на лицо капюшоном, колдовала над ретортами, в коих дымилось разноцветное варево… Под огромным закопченным котлом горел огонь, но он не был живым – скорее искусственным, неоновым, бледным… И жидкость, что наполняла котел почти до краев, была блестяще вязкой, и казалась раскаленной, и меняла цвета от металлического до мутно-серого, и на поверхности ее то вихрились разноцветные смерчи, то появлялись и пропадали лица – смутно знакомые мне и неизвестные… И еще – там было холодно и стыло. – Я знала, что ты придешь… Никто из живых не минует этого места по такой поре… Ты пришел, сам не ведая зачем… Я знаю. Хочешь увидеть свое будущее? – Нет. – О, ты чувствуешь свое будущее до того, как все произойдет… И ведаешь будущее других… Я же умею управлять… – Чем? Ведь здесь пусто. – Этот мир так же полон, как и тот, дневной, просто ты забрел оттуда, потому и не отличаешь тени от тени… – Но тебя я вижу. – Тебе это просто кажется. Ты видишь не меня, а мое обличье. Вернее, то, что соткало твое воображение… Стоит тебе подумать о чем-то ином, и я для тебя исчезну, пропаду… Ты знаешь, зачем пришел? Я промолчал. – Тебе было страшно и одиноко, и свет тьмы ты принял за огонь… Так пропадают все ночные мотыльки… Потому что все летят на огонь… …А я снова увидел одинокого музыканта, похожего на меня, но много моложе… Он сидел у костра и пел, перебирая струны гитары… Летит мотылек на огонь — Пламенем очарован… Легкий полет рискован — Поздно приходит боль. Пляска с огнем случайна, Ветрена и светла… Над языками пламени — Злая сырая мгла… Вот он вплотную к свету, Жгучим теплом отброшен… Пепла сухой порошею Крылья, пропахшие летом, но — Снова ныряет в расщелину, Высвечен огненным глянцем! В сказке своей уверенный, Гибнет лучистым танцем… [26] – Ты что-то напевал, странник? Пустое… Раз ты пришел сюда, то теперь… Здесь все наоборот… Сначала сырая мгла, потом – ледяное пламя… И оно – неугасимо… Но тебе почему-то не страшно… – Нет… – Ты думаешь, что неподвластен… Но я же вижу… Тебе тревожно и муторно… Настолько, что ты не можешь сдвинуться с места! Фигура в коричневом захихикала меленько; я не видел ее лица, но мне показалось, что на нем теперь – восковая маска, а под ниспадающим коричневым одеянием угадывались сложенные костистые крылья… Химера? – Ах, как ты тревожен! У людей так бывает, когда они что-то не могут понять и объяснить даже для самих себя… И все оттого… Люди верят только тому, что знают… – Люди знают, что смертны, и знание это – ложно. Страх – это расплата за то, что люди называют разумом. – Знают… Они знают только то, что могут себе представить. И оттого – не ведают, что творят. Стряпают свою жизнь из ошметков, обрывков, обмылков… И тоскуют, и скучают, и пережидают ее – нудно, а терпят… – А что стряпаешь ты, старуха? – Зеркало. Заглянуть не хочешь? – Нет. Она рассмеялась кашляющим смехом: – Умный. Ты представляешь то, что иные не в силах… Потому и соблазняются… Мы ведь сейчас с оборотной стороны амальгамы… Не знаю, как ты забрел сюда, странник… Наверное, оставил что-то в прошлом… И вспомнить не можешь, и забыть не в силах. Жаль… – Жаль?.. – Что ты не в моей власти. И все же – я заберу у тебя то, что ты уже считаешь своим… И тогда… Дальше я не расслышал. Внезапный порыв ледяного, смешанного со снегом ветра ворвался в пещеру и – словно разметал ее всю… А я оказался один – посреди иззябшей, занесенной снегом степи… И ее начало, и ее конец терялись в мутно-серой дымке, и было не понять, куда здесь уходит день и откуда приходит рассвет… И я шел, напевая что-то несбывшееся в чьей-то жизни, и слезы скатывались по щекам, согревая… …Я тебя вольной Волгою Обещал катать допьяна И дорогою волглою Не бродить дотемна, Только бред мой по полночи Полон далью пологою, И одна в душной горечи Изнывает луна. И дорога вся темная — Что не мнится, то мается. Тень чужая, огромная Нависает стеной, Хрусткой гранью ломается, Во грехах моих кается, И тоска неизбывная Давит старой виной — Как тебя вольной волею Обещал купать допьяна, Да дорогою волглою Заблудился в ночи — Отогрей же мне душеньку Душной ночью убогою И затепли лампадочку От пасхальной свечи… [27] |