Онлайн книга «Странник»
|
– Ну-ну. Был он уже не молод, но и не стар, лет сорока восьми, и выглядел вполне: гладенькое сытое личико, сложенные аккуратным бантиком лоснящиеся от недавнего позднего ужина губы, румяные от принятого коньяку щечки... Изрядно поредевшие волосики на голове уложены аккуратно, один к одному, поперек крутой лысинки, а подбородок, хотя и скрыт бородкой, определенно имеет ямочку; белоснежный, чуть не хрустящий халат туго обтянул тугой животик. Даше подумалось смешливо: надо же, если бы вместо очков золотое пенсне, и вылитый чеховский Ионыч собственною персоной... И еще – Валентин Карпыч был похож на ильфовского «голубого воришку»: застенчиво-заискивающая физиономия кривилась сладкой улыбочкой. Даша повела глазами: может быть, убежать, прямо сейчас? Нескладный санитар Гнутый ее вряд ли догонит, а этот обтекаемый комок жира Валентин – вообще не бегун. Нет, нельзя. Ей почему-то казалось, что тот, здоровый, затаился где-то в темноте, скрытый подлеском, и он непременно ее перехватит. Да и на свою ловкость она не слишком надеялась: голова после неведомого снадобья была как не своя, пульсировала в затылке мутной болью, тягостная тошнота подкатывала к горлу, и Даша старалась даже дышать вполвздоха, чтобы не свело желудок и не вывернуло наизнанку. Да и страх... Он был каким-то странным, словно искусственным: девушке казалось, что происходит все не с ней, а если и с ней, то не наяву: просто она смотрит какое-то кино... Словно сквозь ватную пелену она вспоминала разговор Марата и Гнутого; нет, ничего страшного С ней не произойдет, да и... Ведь ни Марат, ни доктор Вик, ни Гнутый не знают, кто она! Решение было простым: нужно просто объявить кому-то, обладающему здесь властью, что она – дочь Головина, и все проблемы решатся сами собой. Глупые бандиты схватили кусок не по зубам, с папой они разбираться побоятся. Но – кому сказать? Этой трясущейся амебе с потными ладошками? Зашуганному дебилу Гнутому? Нет. Нужно выждать. – Больную к Викентию Ильичу привезли? – осведомился Валентин Карпыч у санитара. – Угу, – неприветливо отозвался Гнутый. – Тоже детдомовская? – Вроде того, – пробурчал невразумительно тот. Валентин Карпыч снова потер ручки, спросил построжавшим голоском: – Оформлять когда будете? – Да когда? Сейчас. – Вместе с остальными? Гнутый неопределенно пожал плечами, промычал: – Ну. – Я хотел бы поприсутствовать. – А мне что? – процедил Гнутый. – Вон Викентий идет, как он скажет. Доктор Вик шагал слегка наклонившись вперед, так быстро, что полы халата развевались сзади линялыми гусиными крыльями. Он был невысок, сед, сухопар, костист, а на лице, украшенном очками с толстенными линзами в массивной черепаховой оправе, застыло выражение фанатичной решимости. Даша услышала, как забилось сердце: она почувствовала в этом человеке властность,новластность этабыла какая-тохолерическая, истерично-болезненная, да и двигался доктор Вик словно болванчик на шарнирах: резко, дергано. И все же – это не трясущаяся сладкая медуза Валентин Карпыч, он сможет понять нелепость всего и опасность этой нелепости для себя, нужно только... Девушка шагнула вперед, заговорила быстро путаясь в словах: – Послушайте, доктор, меня похитили, я... Гнутый наотмашь ударил ее по губами, умело захватил руку, скрутил. – Буйная? – живо поинтересовался Викентий. Гнутый энергично закивал, глядя в глаза доктору и выпучив свои, словно подавая тому знак. – Понятно. Викентий вытащил из кармана коробочку, оттуда – заправленный одноразовый шприц, вымоченные в спирту кусочки бинта, расстегнул девушке джинсы, приспустил их вместе с трусиками, быстрым движением протер спиртовым бинтом руки, другим – ягодицу, ловко уколол и опорожнил шприц. Даша обмякла, Вик кинул отрывисто: – Можешь отпускать. Гнутый наклонился к уху Викентия, пошептал что-то, тот понятливо кивнул, глянул на Валентина Карпыча: – Не беспокойтесь, все будет как надо. – Ну что вы, Викентий Ильич, кто же может усомниться в вашей компетенции, – добродушно пробубнил замглавного. – Только с оформленьицем не тяните, мало ли что. – Я же сказал: все сделаем! – жестко и нервно отозвался Викентий. – В ваше отделение уже двоих привезли, из Колывановско-го детдома... Я бы хотел поприсутствовать... э-э-э... при оформлении и... вообще. – Не сегодня, – отрезал доктор Вик. Валентин Карпыч покраснел, попытался настаивать: – Вы же понимаете, Викентий Ильич, я, как заместитель главного врача больницы... – Приходите завтра, мы будем проводить медосвидетельствование всех вновь поступивших больных, оформлять на перевод... Когда начнут осматривать девиц, я вам сообщу. – Губы Викентия брезгливо искривились. – А сегодня – увольте. Да, вам тут... гонорар причитается. За переработку. Выплата тоже завтра. – Ну да, ну да, – прочмокал влажными губами-гусеницами Валентин Карпыч, понятливо и кротко, будто пони, кивнул, качнув увесистыми брылями, развернулся и затрусил к дальнему корпусу, часто перебирая коротенькими ножками, и оттого казалось, будто тучное его тело катится само собой. «Ко-ло-бок» – слово будто клубилось в мозгу девушки в парах грязно-серого тумана. Даша все видела, все чувствовала, все понимала, но вялая, сонная апатия окутала сознание, спеленала волю, и ей не хотелось уже ни-че-го. – Ну что, пойду оформлять? – спросил, кивнув на Гнутый. – Иди умойся. Кто это тебе морду так разукрасил? – Да... – махнул рукой тот. – Эту Студент оформит. Вместе с детдомовскими, одним списком. Так проще всего. Как ее зовут? – Даша Иванова. – Имя настоящее? – Имя – может. А вот фамилия... – Кто она? Откуда? – Марат не сказал. Я думаю, сам не знает. – А Борисов знает? – Барбарис-то? Он – должен. Видно, чья-то маруха, из деловых. Платье на ней было штуки за полторы. Баксов. – Вот как? – Ну. Марат сказал, в понедельник ее заберут. И оплата за нее тройная против обычной. – Что-то не торопятся они с оплатой. А деньги счет любят. – Ну. Я Марату говорил. Он ответил, что зашлют. Вроде даже в понедельник. – Понедельник – день тяжелый. – Когда получаешь бабки, то наоборот. – Наоборот? – Глаза доктора Вика блеснули азартно, и все лицо его осветилось, будто озаренное внезапной догадкой. Он повторил медленно, врастяжку: – На-о-бо-рот... – Ну. – Неплохо задумано, а, Гнутый? Понедельник день тяжелый. |