Онлайн книга «Странник»
|
– Да. – Пойдемте, я провожу. – Его английский был безупречен: наверное, так говорили лондонские лорды полтора-два века назад. Выход на летное поле охраняли гвардейцы, но делали это ненавязчиво: провожатый Данилова сказал несколько слов, и они получили беспрепятственный доступ к самолетам. Летательный аппарат впечатлял. Нет, когда-то он был самолетом, где-нибудь году в шестьдесят девятом прошлого века, но с тех пор, как говорится, минуло. Экипаж из трех человек был разномастен и разношерстен; пилот, крупный лысеющий дядько с необъемным животом, красным склеротическим лицом, слезящимися глазами, выслушал гвардейца, кивнул, приветственно махнул рукой Данилову, сказал безо всякого энтузиазма: – Салют, камарадо! И – разразился длиннющей виртуозной тирадой на чистейшем рязанском наречии: местные работяги, пытаясь затащить по сходням громоздкий ящик, уронили его ребром на бетон. Не удовлетворившись руганью, дядько подошел к одному, врезал крепкого пинка и разразился новой тирадой, на этот раз – на здешнем диалекте. Данилов понял не все, но фразу «грязные копченые макаки» уловил точно и даже поморщился: копченые обезьянки, особенно детеныши, были любимым здешним лакомством. Как-то лет восемь назад Данилов забрел на рынке в «обезьяньи ряды»; его замутило от приторно-сладкого запаха, да и зрелище было не из приятных: небольшие закопченные тельца уж очень были похожи на человеческие. – Не боитесь, что примет на свой счет? – спросил Данилов по-русски, кивнув на гвардейца-капитана. – Куда там! Он – нгоро, а эти выродки – баша. За ними глаз да глаз нужен; ящик нарочно раскурочить хотели да стащить, что плохо ляжет, – ответил он, замолчал, а сообразив, расплылся в улыбке: – Паря, да ты наш! – Есть такое дело! – Водку везешь? – И такое дело есть. Улыбка пилота разлилась до ушей. Он подошел к Данилову, протянул широкую ладонь: – Коля. – Не дожидаясь ответа, тут же выговорил: – По сто пятьдесят? За знакомство? – Ты ж за рулем. – Гаишников-то тут нету! – торжествующе закончил Коля. – Тебя как звать-то? – Олег. – Ну, пошли. Не пьянки ради, а с целью профилактики. Эй! – махнул он рукой двум своим сотрудникам. – Давай сюда! Устроились за ящиками. – "Столичная"! – Глаза пилота заблестели. Данилов снова слазил в сумку и извлек буханку запечатанного в целлофан бородинского, баночку килек и шмат сала. – Ну, ешкин кот! Вот это – точно наш! Понимаешь ты рабочего человека! – Глянул на Данилова скоро, спросил: – Бывал здесь? – У соседей. – Давно? – Лет восемь как. – Война у них. Как тогда началась, так и... Вялотекущая, как шизофрения. – Где-то иначе? – бросил Данилов. – В Союзе тоже? – Союза нет давно. – Не для меня. Вернее, не для нас. – Посмотрел на Данилова испытующе, спросил: – "Следопыт кабаньих троп"? Данилов пожал плечами. – А ныне – вольный старатель? – Как все. – А ты – веселый. – Пилот расплылся в улыбке, ноздри его затрепетали, уловив специфический аромат зернового спирта. – Ну, за волю, раз вольный! Выпили. Николай разломил буханку пополам, закрыл глаза, вдохнул... Разрезал на неровные куски, на свой положил килечку, снова понюхал, блаженно зажмурился и только потом начал закусывать – медленно, неторопливо. – Давно из Союза? – Да вот только что. – Из Москвы? – Да. – И как там? – Зима. – Морозная? – Слякотная. Николай вздохнул мечтательно: – Тоже хорошо. А у меня еще полтора года контракт. – Обвел руками салон: – Видишь, на какой колымаге порхаем? – Вещь антикварная. – Не то слово. Был у нас родной «Ан», так пропал. То ли сбили где, то ли что. Мы покумекали, разыскали в ангаре эту груду металлолома, подлатали кое-как. Зато движок – новехонький! С пылу с жару! – Пилот похлопал по обшивке. – Вот лошадка и получилась. Ничего, тянет. – Повернулся к штурману: – Ну че, ас? Двинули, что ли? – Ну, – ответил тот. – Леха у нас немногословный, – пояснил пилот Данилову. – Зато надежный. Могила. Самолетик разогнался, оторвался от летного поля прыжком, с лихим креном пошел на набор высоты. – Рисуется батя... – хмыкнул радист Гена и занял место на откидном стульчике у двери. Рядом на турели покоился пулемет Калашникова в рабочем состоянии; латунные гильзы из заправленной ленты блестели матово. – Неспокойно? – Пошаливают, – неопределенно ответил Гена. – Тут недалече аэродром подскока, мы договорились скинуть пару ящиков. Ты не против? – С чего? – Вообще-то это беспосадочный рейс. – Буду нем, как медуза. – Уж не подведи, земляк, – с затаенной угрозой процедил Гена, добавил мягче, сделав в пространстве движение пальцами, словно перебирал купюры: – Жить всем надо. Данилов только пожал плечами. Самолет набрал высоту, пошел ровно, урча моторами и поскрипывая всеми переборками, словно престарелый троллейбус. «Я в синий троллейбус сажусь на ходу, последний, прощальный...» – плавно заклубилось в дремотном мозгу. Данилов сосредоточился, мотнул, не просыпаясь, головой и, когда услышал задушевное: «...под крылом самолета о чем-то поет...» – : умиротворенно вздохнул и уснул окончательно. Проснулся оттого, что машина заходила на посадку. Под колесами зашуршало неровное покрытие; Данилов выглянул в иллюминатор: какие-то люди бежали к самолету с оружием на изготовку. Гена выругался длинно и витиевато, откинул дверцу, приник к пулемету и выпустил очередь. Крутнулся на сиденье, прицелился удобнее, и пулемет загрохотал снова, выплевывая дымящиеся гильзы на грязный пол. Обернулся к кабине пилотов, заорал срывающимся голосом: – Михалыч, мать твою перемет, взлетай! Самолет стал разворачиваться: вырубленная в лесу коротенькая полоса заканчивалась. Люди бежали наперерез, стреляя на ходу. Гена снова выругался, выпустил длинную очередь, но мазал. Данилов заметил, как один из нападавших поднял на плечо базуку. – Гоплык, – сквозь зубы простонал Гена. Одним движением Данилов смел незадачливого стрелка, вжал приклад в плечо; пулемет рявкнул коротенькой, в три выстрела, очередью; из-под ног гранатометчика будто выбили землю: поджав перебитые голени, он закрутился по вытоптанной траве; огнестрельная «труба» откатилась в сторону. |