 
									Онлайн книга «Так говорил Заратустра»
| «Хлеба? — возразил Заратустра со смехом. — Как раз хлеба и нет у отшельников. Но не хлебом единым жив человек, но и мясом хороших ягнят, у меня же их два: — пусть скорее заколют их и приготовят с пряным шалфеем: так люблю я. Нет недостатка в плодах и кореньях, что придутся по вкусу даже лакомкам и гурманам; есть орехи и прочие загадки — их можно пощелкать. Итак, скоро устроим мы добрый пир. Но всякий, кто будет участвовать в нем, должен приложить руку свою, даже короли. Ибо у Заратустры и королю не зазорно быть поваром». Предложение это всем было по сердцу: только добровольный нищий возражал против мяса, вина и пряностей. «Однако вы только посмотрите на Заратустру — на этого кутилу! — шутливо воскликнул он. — Разве затем ищут убежища в пещерах и поднимаются в горы, чтобы устраивать пиршества? Вот теперь понимаю я, чему учил он нас некогда, говоря: „Хвала бедности!“, и почему хочет он уничтожить всех нищих». «Будь доволен и весел, как я, — отвечал ему Заратустра. — Оставайся при своих привычках, о превосходнейший, жуй свои зерна, пей воду и хвали кухню свою: если только она веселит тебя! Я — закон только для своих, но не для всех. Но кто из моих, тот должен иметь крепкие кости и легкую поступь, — с радостью принимать войны и пиры, быть готовым к самому трудному, как будто это праздник, быть бодрым и здоровым, а не каким-нибудь мрачным мечтателем. Все лучшее принадлежит мне и моим; и если нам не дают, то мы берем лучшую пищу, самое ясное небо, сильные мысли, красивых женщин!» Так говорил Заратустра; король же справа заметил: «Странно! Слыхано ли, чтобы столь умные речи исходили из уст мудреца? И поистине, редко случается, чтобы мудрец был умен и не был ослом». Так говорил король справа и удивлялся; а осел не без умысла прибавил: «И-А». Это было началом той долгой вечерней трапезы, которая по историческим описаниям известна как «вечеря». И в продолжение ее говорили только о высшем человеке и ни о чем ином. О высшем человеке 1 Когда я в первый раз пришел к людям, величайшее безумие совершил я, безумие отшельника: я вышел на базарную площадь. И поскольку говорил я ко всем, то не обращался ни к кому в отдельности. А вечером товарищами моими были канатный плясун и мертвец, да и сам я был почти что трупом. Но с наступлением нового утра осенила меня новая истина: тогда научился я говорить: «Что мне до базара и черни, до шума толпы и ее длинных ушей»! Вот чему научитесь у меня, высшие люди: на базаре никто не верит в высших людей. Хотите говорить перед ними, ну что ж, говорите! Но толпа вам бессмысленно моргает: «Мы все равны!». «Эй, вы, высшие люди, — бессмысленно моргая, говорит чернь, — нет никаких высших, мы все равны, человек есть человек, и перед Богом мы все равны!» Перед Богом! Но теперь этот Бог умер. А перед толпой мы не хотим быть равными со всеми прочими. О высшие люди, уходите с базара! 2 Перед Богом! Но теперь этот Бог умер! О высшие люди, этот Бог был вашей величайшей опасностью. Только с тех пор, как лег он в могилу, вы воскресли. Только теперь наступает Великий Полдень, только теперь высший человек становится господином! Понятно ли вам это слово, о братья мои? Вы испугались, ваше сердце закружилось? Не зияет ли здесь бездна для вас? Не лает ли на вас адский пес? Ну что ж! Мужайтесь, высшие люди! Ныне впервые мечется в родовых муках гора человеческого будущего. Бог умер: ныне хотим мы, чтобы жил Сверхчеловек. 3 Самые заботливые вопрошают сегодня: «Как сохраниться человеку?». Но Заратустра, наипервейший и единственный из всех, спрашивает: «Как преодолеть человека?». К Сверхчеловеку влечет меня сердце, он — первейшее и единственное мое, а не человек — не ближний и не бедный, не страждущий и не лучший. О братья мои, если что и люблю я в человеке, так это то, что он — переход, закат и уничтожение. И в вас есть многое, что питает любовь мою и надежду. Мне позволяет надеяться то, что исполнены вы презрения. Ибо способные на глубочайшее презрение способны и на великое почитание. Достойно великого уважения то, что вы отчаялись. Ибо не научились вы покоряться, не научились мелочному благоразумию. Ибо сегодня господствуют маленькие люди: они проповедуют смирение, скромность, прилежание, осмотрительность и прочие заповеди маленькой добродетели. Все, что бабского и рабского рода, и особенно мешанина толпы: именно оно жаждет быть господином человеческой судьбы — о отвращение! Отвращение! Отвращение! Они неустанно спрашивают: «Как лучше всего, дольше всего и приятнее всего сохраниться человеку?». И потому они господствуют сегодня. Преодолейте их, этих господ нынешнего, этих маленьких людишек, — о братья мои! Это они — величайшая опасность для Сверхчеловека! О высшие люди! Преодолейте ничтожные добродетели, маленькое благоразумие, мелочную осмотрительность, муравьиную суетливость, жалкое самодовольство, «счастье большинства»! И чем подчиняться, уж лучше отчаивайтесь. И поистине, я люблю вас за то, что не умеете вы жить в настоящем, вы, высшие люди! Ибо так живете вы лучше всего! 4 Есть ли в вас мужество, о братья мои? Есть ли отвага? Не то мужество, у которого есть свидетели, но мужество отшельников и орлов, которое не видит ни один бог? Тех, кто из породы ослов, а также слепых, пьяных и тех, чьи души холодны, не назову я мужественными. Но тех, кто, зная страх, побеждает его; кто смотрит в бездну, но смотрит с гордостью; кто видит бездну, но взглядом орла, кто хватает ее орлиными когтями: вот в ком есть мужество. 5 «Человек зол», — так говорили мне в утешение все мудрейшие. О, если бы и сегодня это еще было так! Ибо зло есть наилучшая сила в человеке. «Человек должен становиться все лучше и злее», — так учу я. Для лучшего в Сверхчеловеке необходимо самое злое. Пусть для того, кто проповедовал маленьким людям, было благом то, что пострадал он за них и понес на себе их грехи. [15] Я же радуюсь великому греху, как своему великому утешению. Впрочем, это сказано не для длинных ушей. Не каждое слово подобает всякому рылу. Это тонкие, далекие вещи: их не смеют попирать овцы копытами своими! 6 Высшие люди, уж не думаете ли вы, что пришел я исправлять дурное, сделанное вами? Или устроить вам, страждущим, удобный ночлег? Или вам, скитальцам, блуждающим и сбившимся с пути, указать легкие тропинки? | 
