Книга Стреляющие горы, страница 15 – Юрий Бойко, Геннадий Ананьев

— Волей Аллаха в Чечню прибыл Хасан, которого шейх назначил горным амиром.

— Ты хочешь сказать мне, где он укрылся?

— Не уподобляйся женщине, сначала дослушай. Ты не понял. Хасан — горный амир! Волей Аллаха никому не должно быть известно место его пребывания. Кроме посвященных.

— Ты — из них?

— Да. Я допущен к нему, приближен. И если ты думаешь, что я изменю ему, то ты заблуждаешься.

— Зачем же тогда ты меня звал? Я, как тебе давно известно, против джихада. Я, как и мои родители, считаю, что Чечне без России не жить. Мы станем придатком Саудов, на горло наступят Англия и Америка, а им кроме нашей нефти ничего больше не нужно. И еще, чтобы наши кинжалы были нацелены на Россию.

— Ты вот вспомнил о родителях. Но они дали тебе имя Керим, одно из имен Аллаха — Священный. Не Абдукерим — раб Священного. Сделать подобное твои родители могли только по предопределению Аллаха, который направляет поступки людей по своей воле. Тебе предопределена роль священного борца с гяурами и отступившими от прямого пути.

— Твой горный амир ошибается, возлагая на меня надежду. Я, как и мои родители, за полную терпимость ко всем религиям, и это не противоречит Корану. Он призывал на борьбу с многобожниками, и только с ними. Я за то, чтобы мы жили с русскими как братья. В единой семье.

— Я повторяю: Аллах устами горного амира предопределил тебе занять не последнее место в джихаде.

— Нет и еще раз нет! Одно могу пообещать: о нашей встрече я никому не доложу. Я честно поведу борьбу с тобой и твоим амиром. Тебе лучше всего покинуть наш город, иначе ты, в конце концов, окажешься за решеткой.

— Ты, упрямец, намерен идти против воли Аллаха? Но ты не сможешь этого сделать!

— Странно. О какой воле ты говоришь? Если ты, Абдурашид, раб Великого, то я не раб. Я волен в своих поступках и своих решениях.

— Нет! — резко прервал Керима Абдурашид. — Отныне ты будешь действовать по воле горного амира, имя которого Хасан. Иначе…

— Мне уже много угрожали и не один раз покушались на меня. Аллах ограждал меня, ибо мои поступки праведны.

— Тебя никто пальцем не тронет. Никто не тронет пальцем и твоих родителей. Твоя дочь тоже не подвергнется обиде. Но она, приехав в аул на каникулы, пока останется там. Ее жизнь и жизнь твоих родителей в твоих руках. Думай.

— Твой горный амир Хасан переступает и Коран, и Шариат.

— По воле Аллаха. Джихад, дорогой Керим, джихад. Я повторяю: благополучие и жизнь твоих родителей и дочери в твоих руках. Как и твоя собственная, и твоей жены. На раздумье тебе — сутки. Условия такие: меня устроишь в свою контору. Ну, допустим, шофером. Чтобы не было подозрений, когда мы станем общаться. Ты находишь друзей джихада, о каждом из которых я буду знать, — чтобы не случилось предательства. Подполье не должно, как говорят русские, дать осечки в нужное время. Завтра в ночь я отправлюсь к горному амиру. Я должен буду передать ему твое слово.

Последовало долгое молчание. Наконец, Керим ответил:

— Видимо, ты прав, Абдурашид: Аллах предопределил мой путь. Не нужно ждать завтрашнего дня. Передай: я согласен.

8

Недалеко от входа в региональное погрануправление столпились женщины. Подъехавший генерал Протасов почувствовал на себе их молчаливые взгляды. Сразу же за дверью генерала встретил дежурный офицер, доложил:

— Обстановка на границе стабильная. Чрезвычайных происшествий не случилось. Признаков нарушения границы ни на одной заставе не обнаружено.

— А что за толпа перед управлением?

— Не знаю. Я высылал к собравшимся моего помощника, но он не смог ничего выяснить.

— Странно. Держите под контролем. О любых изменениях докладывайте мне немедленно.

— Есть.

Генерал прошел в свой кабинет, позвонил:

— Зайди.

Сделал второй звонок и так же коротко распорядился.

Вошли два полковника — его заместители, поздоровались и заняли привычные места за приставным столиком.

— Управились кадры со списками убитых и раненых? С адресами их родителей?

— Никак нет, — ответил один из замов. — С минуту на минуту ждем данные из отряда.

— Плохо! Через пятнадцать минут списки должны лежать у меня на столе. Ясно?

— Так точно!

— Исполняйте!

Когда один из заместителей торопливым шагом покинул кабинет, генерал обратился с упреком к тому, кто остался:

— А куда вы смотрели? У нашего парадного подъезда, как я понимаю, митинг собирается. С какими словами я выйду к женщинам? Или тебя самого послать к ним? — разнервничавшись, генерал перешел на «ты». — Что скажешь им? Что с гостиницей для родителей погибших в бою солдат? Как будем отправлять тела героев? О чем договорились с авиаторами?

— Я говорил с финансистами. Денег нет ни на гостиницы, ни, тем более, на авиабилеты. Дал задание начальнику КЭЧ подготовить приемлемое помещение для родителей, чтобы принять всех, кто сможет прилететь.

— Верный ход, но он — на всякий случай. Поезжай в гостиницу, поговори о возможности бесплатного размещения тех, кто потерял детей. Люди же там. Поймут. Дальше — переговоры с авиаперевозчиками. Неужели они обеднеют, бесплатно взяв на борт родителей солдат?

— Займусь этим, как только будут готовы списки, и свяжусь с родителями.

— Правильно мыслишь, но только с опозданием. Почему в таких вопросах подталкивать приходится? Сутки прошли, а вы не телитесь. Перед кем мы оправдываемся отговоркой, что нет денег? Здесь не деньги, а душа нужна. А у нас уже в привычку вошло: чуть что — нет денег.

Раздался стук в дверь, и вошел дежурный офицер.

— Подъезжают автобусы, один за другим. Несколько щеголей, приехавших на иномарках, распоряжаются среди собравшихся. Выстраивают женщин и раздают им плакаты.

— Их содержание?

— «Верните нам наших мальчиков!», «Не расстреливайте сами себя!» В стороне от них стоит, молча, другая группа женщин. Плачут.

— Спасибо.

Подождав, пока дежурный офицер выйдет из кабинета, Протасов продолжил нелегкий разговор с полковником.

— Пусть пар выпустят. Я выйду к ним, когда будет готов список. Но ведь надо же, на автобусах людей привозят! Это наверняка так называемые правозащитники, общественные организации и всевозможные лиги, существующие за счет зарубежных денег. Надо признать, что они, не в пример нам, оперативно работают. Находят любой предлог, чтобы будоражить людей с явной целью настроить их против Вооруженных Сил и даже пограничных войск.

— Отчасти им это удается.

— Отчасти, — хмыкнул генерал. — Прямо скажем: во многом преуспевают. А почему? Потому что мы у властей наших — пасынки, а к тому же — и сами мы не разворотливые, проигрываем в пропагандистской работе.