Книга Стукач, страница 19 – Олег Вихлянцев

В «шестерках» Барсук держал на зоне некоего Шурика Заварина по кличке Чифирь. Тот с удовольствием выполнял мелкие поручения Барсука. Степан же не забывал отблагодарить его приличной папиросой или полстаканом водки из своей тумбочки.

Сегодня Чифирь проштрафился в глазах своего пахана. Проявил себя самым что ни на есть шакалом. А если говорить проще, то спер из той самой тумбочки Барсука пачку черного чая, чтобы сварить из нее чифирь – почитаемый зеками дурманящий напиток, словно подтверждая свою кликуху. На полке лежало восемь таких пачек, и вероятность того, что хозяин не заметит пропажи, была велика. Он и не заметил. Стуканули. Дневальный по бараку засек и доложил все как есть.

Пришло время платить за удовольствие.

Барсук сидел на своей койке, а Чифирь стоял перед ним на коленях и старательно жевал грязные вонючие носки. Специфическое яство вызывало рвотный рефлекс, и обслюнявленные носки то и дело вылезали наружу. Но Чифирь вновь собственноручно запихивал их себе в рот. Только так он мог заслужить прощение пахана. Но Барсук прощать его не собирался.

– Плохо стираешь, Чифирь, – обнажил железную фиксу на верхней челюсти Барсук. – По чужим нычкам шакалить у тебя лучше получается.

– Прафти, Баффук! Праффу, праффти! – взмолился набитым носками ртом «шестерка».

Вокруг производимой экзекуции собралась, как водится в таких случаях, толпа любопытствующих. Даже опущенные заинтересованно выглядывали из-за шторки своего «петушатника». Рядом с Барсуком терлись кандидаты на замещение обещающей освободиться должности Чифиря. «Мужики» и «черти» кучковались чуть поодаль. Они в правилки [28] не влазили, и их мнением никто по большому счету не интересовался. Но быть в курсе событий хотелось из извечного человеческого стремления всюду сунуть свой нос. Пахан карает! Надо ж знать, как и за что!

Среди мужиков околачивадся и Монах, только что выписавшийся из лазарета. Стоя в общей толпе, он сделал полшага вперед, чтобы чуть выделиться от остальных. И прямо смотрел на Барсука, чего все остальные себе не позволяли. Каждый, кто встречался взглядом с паханом, старался поскорее отвести глаза. Не ровен час прицепится к чему-нибудь.

– У-у! Падаль! – брезгливо рыкнул Барсук и пнул босой ногой в лицо стоявшего перед ним на коленях Чифиря. Тот от сильного удара покатился по проходу и оказался в ногах Монаха.

Кешка пренебрежительно взглянул на него сверху и смачно сплюнул сквозь зубы прямо в перекошенную физиономию «шестерки». Толпа «мужиков» удивленно охнула и машинально отступила от него. Никто из них не имел права поступить столь дерзко по отношению к прислуге самого Барсука. Да и для Кешки Монахова, знаменитого лишь тем, что Соленый взял его с собой в побег, этот жест был, мягко говоря, неожиданным.

Барсук метнул взглядом молнию в Монаха, но вдруг успокоился и негромко произнес:

– Борзой, говоришь?

Для большего эффекта Кешка несильно пнул сапогом Чифиря.

– А ну поди сюда, гаврик! – Теперь пришло время удивиться и Барсуку.

Монах, с трудом унимая дрожь в коленях, приблизился к койке, на которой, словно на царском троне, продолжал сидеть пахан.

– Ты за что ж его? – кивнул он в сторону не разогнувшегося еще Чифиря.

– Шакал! – изобразив на лице злобу, взглянул на Чифиря Кешка.

– Ну-ну, – задумчиво проговорил Барсук. – Видать, рывок с Соленым тебя жизни научил?

– Есть немного, – тихо, но, насколько мог, твердо ответил Монах.

– А я-то думаю, чего за тебя Лелик наш мазу держит? Ты, оказывается, не тот, за кого себя выдаешь. А ну опусти шакала!

Для того, чтобы зека Из любого сословия понизили в касте до уровня «петухов» – опустили, достаточно было… Как бы это поделикатнее выразиться? В общем, провести мужским половым органом по губам кандидата в «петухи». И вовсе не обязательно совершать с ним половой акт.

– Барсук! – перепутанный вусмерть Чифирь выдрал изо рта носки и на карачках кинулся к пахану. – Прости, Барсук! Родимый! Не губи!

У Чифиря началась истерика. Он знал, что его ждет в случае опущения. Но Барсук был непреклонен. Он как бы и не замечал ползающего у него в ногах урку. Решение было принято. Отменить его означало проявить мягкотелость в глазах всего барака. Законы лагеря жесткие. Один раз слабину дашь – пиши пропало. Не будет к тебе уважения.

– Ну, Монах, чего ждешь? На измены сел? [29]

Кешка набрал в легкие воздух и шумно выдохнул. В бараке воцарилась мертвая тишина. Монах сделал шаг в сторону заливающегося слезами и облизывающего ноги пахану Чифиря.

Подойдя вплотную, Кешка на миг замер. Колыхнулась в нем какая-то жалость к Чифирю. Но лишь на секунду. Теперь судьба Монаха зависела от того, как он себя поведет. Будущее «шестерки» не волновало никого. Заключенные, загнанные за колючую проволоку и насильно сбитые в стаю, оставались по-прежнему волками-одиночками. И каждого из них беспокоило лишь состояние собственной шкуры.

Набравшись духу и косясь незаметно то на Барсука, то на обступившую его толпу, Монах принялся расстегивать ширинку.

Пахан по-прежнему лишь ухмылялся, светя фиксой и сидя на койке. Только теперь влез на матрац с ногами, заранее предвкушая удовольствие. Он то и дело потирал ладони и причмокивал, хищно скалясь.

Толпа зеков боялась дышать. Каждый из них по той или иной причине мог оказаться сейчас на месте несчастного Чифиря. Об этом жутко было подумать.

– Не подходи! – фальцетом взвизгнул Чифирь, диковато глянув на Монаха. Вскочил вдруг на ноги и вырвал из кармана заточку. – Не подходи, гад!!!

Затравленная в безысходности агрессия кандидата в «петухи» почему-то прибавила Кешке решительности. Он уже стоял перед обреченным с приспущенными штанами.

Обернувшись к Монаху, Чифирь оказался спиной к Барсуку. И тот, воспользовавшись моментом, с силой ударил приговоренного ногой под коленки. Не удержавшись, Чифирь рухнул на пол.

Кешка мигом подскочил к упавшему, выбил из его руки заточку и схватил рукой за коротко остриженные волосы. Видимо, схватил крепко, потому что Чифирь взвыл от боли. Он орал как резаный и извивался, словно уж. Но его попытки освободиться от захвата не приводили к успеху.

Дикое победное ржание вырвалось из груди Кешки. Он сам от себя не ожидал такого. Наверное, в нем пробудился тот самый животный инстинкт, когда сильный убивает слабого и при этом трубит на все джунгли о своей победе. Хотя убивать Чифиря Монах не собирался. Он лишь потянул его голову, развернув лицом к себе.

И тут толпа зеков взорвалась криками:

– Давай!..

– Гаси!..