Онлайн книга «Уха из золотой рыбки»
|
Чем дольше он говорил, тем больше у меня отвисала челюсть. Родители Веры Карапетовой работали в каком-то НИИ. В семье царил достаток. Честно говоря, я никогда не задумывалась, откуда у Верки прехорошенькая шубка из белки, симпатичные золотые колечки и красивая одежда не советского производства. У меня самой ничего такого не имелось, но моя мать рано умерла, отец исчез из нашей семьи так давно, что, честно говоря, я не уверена, что он вообще был у меня, а бабушка хоть и старалась изо всех сил, но не могла обеспечить безбедное существование себе и внучке. К тому же Фася была картежницей… Впрочем, об этом я уже рассказывала. [5] Но у Веры были и мама, и папа, и бабуля Алла Юрьевна, так что их стабильное материальное положение удивления не вызывало. Имелась у Карапетовых и дача, а год тому назад они, единственные в нашем дворе, приобрели машину «Москвич». И вот сейчас выяснилась страшная вещь: родители Верки на самом деле занимались спекуляцией, причем торговали Карапетовы не импортными шмотками, не косметикой, не обувью… а валютой: американскими долларами и немецкими марками. Сейчас, когда в Москве повсюду понатыканы обменные пункты, никто и не вспоминает о том, что еще не так давно в нашем Уголовном кодексе существовала статья, предусматривающая исключительную меру наказания за валютные операции. Родителей Карапетовой арестовали, а нам сейчас предлагалось изгнать Верку из рядов комсомола. Я сидела на стуле, окаменев, а мои сокурсники поднимались на сцену и клеймили Веру позором. Многие использовали подходящий момент, чтобы отомстить правильной Карапетовой. Сама Верка никогда не стеснялась в выражениях, обличая прогульщиков и двоечников. Когда на трибуну вылезла Лика, мне стало совсем нехорошо. Месяц тому назад, стоя вот на этой самой сцене, Верка, тыча в Лику пальцем, заявила: – Гнать надо таких из института! Сплошные тройки в сессии, и занятия пропускает. Я уже собралась услышать, как Ликуся топит Веру, но ее речь потрясла меня. – Как вам не стыдно! – звенела Лика. – Забыли, что Сталин говорил: «Дети за родителей не ответчики»? Значит, вчера она вам хорошая была, а сегодня дрянь? Нет, это вы тут все сволочи! За что Веру выгонять, а? Да у нее за все годы ни одной четверки, сплошные «отлично». Зал загудел. Декан принялся перешептываться с секретарем партийной организации. У обоих мужчин уши горели огнем. Председательствующий попытался спихнуть Лику с ораторского места, но она не сдалась. – Пока до конца не выскажусь, не уйду, – уперлась Лика, – хоть милицию зовите. У нас что, тридцать седьмой год? – Правильно, – закричали из зала, – при чем тут Верка, если родители гады? Уши руководителей побагровели. Последней выступала сама Вера, вкратце ее речь выглядела так: о преступных занятиях отца и матери она ничего не знала, но сейчас отрекается от родителей. В комсомоле не оставляйте, а из института не выгоняйте, дайте получить диплом, всего полгода учиться осталось. Затем состоялось голосование, и большинство решило не трогать Веру, оставить ей и комсомольский, и студенческий билеты. Верка превратилась в парию, дружили с ней теперь только я и Лика. Диплом Карапетова получила, даже с отличием, хотя на госэкзамене декан попытался ее завалить. Но на приличную работу Верку не взяли, она пошла преподавать в самую обычную школу. Вплоть до перестройки Вера работала учительницей, ее не повышали по службе, не выбирали в местком и, естественно, не приняли в партию. За границу, в солнечную Болгарию, она тоже не ездила. И только когда рухнул колосс КПСС, Карапетова подняла голову. Самое интересное, что ее муж Семен был одним из тех, кто первым открыл в столице обменные пункты. Сейчас Вера ни в чем не нуждается, ездит по всему миру, ее крепкое финансовое положение основывается на торговле валютой. Судьба – большая шутница. И еще. Примерно через год после того памятного собрания в дверь моей квартиры позвонили, ночью, около двух. Слегка удивившись, я глянула в глазок и увидела Веру. К тому времени мы уже не жили в одном доме. У Карапетовых конфисковали квартиру. Аллу Юрьевну и Веру выселили в барак, на окраину. А мы с Фасей переехали в Медведково. – Что случилось? – испуганно спросила я, распахивая дверь. Вера молча сунула мне какой-то бланк с печатями и села на табуретку у входа. «Приговор приведен в исполнение 25 января…» У меня затряслись руки. Значит, Вазгена Ованесовича и Анастасию Сергеевну… Боже! И что сказать? Как отреагировать? Неожиданно Верка подняла абсолютно сухие глаза и голосом, лишенным всякой эмоциональной окраски, спросила: – Как думаешь, их вместе… или в разных дворах? Мама, наверное, хотела стоять рядом с папой. Не дай бог никому испытать те чувства, которые обуревали меня в тот момент. Глава 13
– Ну и зачем тебе понадобилось вытаскивать меня из ванной? – продолжала кипеть Верка. Я постаралась затоптать воспоминания и вернуться к действительности. – Ты знаешь Кольчужкина Марлена Фридриховича? – Ну! – Так да или нет? – Да. – И кто он такой? – Только тебе мог в голову прийти подобный вопрос, – вздохнула Верка, – прям смех! Газеты читаешь? Я замялась. – Очень редко. – Позволь полюбопытствовать какие? – «Скандалы», там забавные вещи пишут, про человека-кошку или инопланетян! – А телик смотришь? – Да, «Ментов», «Убойную силу», а еще, сейчас… – Послушай, Дашка, – перебила меня Вера, – ты невозможное существо! Да все средства массовой информации целый год кричат про Кольчужкина! Он владелец пивного завода «Кольчуга», баллотируется в депутаты. – А красный «мерс» в его семье имеется? – Понятия не имею. – Только что сказала, будто знаешь мужика! – возмутилась я. – Но не лично же, – парировала Верка, – по газетам и телику. – А кто из наших может его лично знать? Карапетова фыркнула: – Тебе зачем? |