Книга Конвейер смерти, страница 17 – Николай Прокудин

— Все, что ли, с первого? — ехидно произнес солдатик.

— Не ухмыляйся, умник, это проводники. Веди к начальству, — подтолкнул я в грудь юмориста.

— Кто тут ко мне пришел? — недовольно спросил вышедший из бункера капитан.

— Ростовцев, замполит первой роты! — представился я, здороваясь с хозяином заставы.

— А-а-а. Привет! — протянул, зевая, офицер.

Это был капитан Самсонов, заместитель командира второго батальона по политчасти.

— Ты мою должность прибыл принимать? — грустно улыбнулся он.

— Да нет. Дорогу в дивизию ищем. Шучу. Техника у реки завязла в песке. Нужен танк или тягач: дернуть машины на дорогу. А должность вашу, не буду отрицать, предлагали, но я отказался.

— Жаль, что отказался, я бы в какое-нибудь спокойное место уже уехал. Сижу тут неделю, как отшельник. Комбат в Союз заменился, зам по тылу где-то прячется на складах, зампотеха, беднягу, по прокуратурам затаскали. То в Баграм, то в Кабул. Все из-за халатного отношения к хранению ядовитых жидкостей.

— Слышал о вашей беде. Сочувствую. Ну, так как, танком поможете?

— Нет. Не могу. Аккумуляторов нет. Их зампотех увез в полк, на зарядку, неделю назад. Там его с должности сняли. Теперь ни зампотеха, ни аккумуляторов. Ступай пешком в дивизию по этой грунтовой дороге. Там помогут. Пойдем покажу, куда и как выбраться.

Мы вышли за ворота, и Самсонов удивленно уставился на сидящих вдоль стены афганцев.

— А что это за «духи»? Ты с ума сошел с «басмачами» бродишь по «зеленке»! — воскликнул капитан.

— Они уверяли, что отряд самообороны. Дорогу показали и по всем вашим проходам в минных полях провели, — ухмыльнулся я.

Самсонов выругался матом, озадаченно почесал затылок и задумался.

* * *

Штабная жизнь дивизии кипела и била ключом. Множество офицеров, переодетых в пятнистые маскхалаты, бегали с бумажками из кабинета в кабинет. Но особенно бурлил политотдел. Машинистки трещали, сидя за печатными машинками, словно пулеметчицы. Кто-то громко диктовал по телефону отчет, ругался из-за задержки новой стенной печати, требовал выпуска листовок с описанием чьего-то подвига. Кто-то возмущался несвоевременному выходу в свет дивизионной многотиражки. Из приоткрытой двери заместителя начпо Бойдукова раздавалась громкая брань по поводу отсутствия политдонесений из района боевых действий. Создавалось ощущение, что вся война и боевые действия шли не в «зеленке», а в штабах. От меня отмахивались, как от назойливой надоедливой мухи. Варианты ответов: «Отстань, не до тебя!», «Ничего не знаю, не в моей компетенции!»

Я присел на стул в уголке и решил дожидаться начальника политотдела. Наверное, он все знает, по его приказу выдернули меня из района боевых действий. Вызвали словно на пожар.

В приемную заскочил второй заместитель начальника политотдела (а может, первый заместитель, кто их разберет) — Жонкин.

— Лейтенант! Ты чего тут расселся? Тебя инструктор Семенов с ног сбился разыскивать! Сказано прибыть в двенадцать часов, а сейчас уже час дня! Ростовцев, непорядок!

— У меня БМП завязли напротив поста командира второго батальона, я пешком сюда добрался, — смущенно оправдывался я в ответ на гневную тираду подполковника.

— Ну, ладно! Молодец, что прибыл! — перестал возмущаться Жонкин. — Беги в клуб быстрее! А где твой повседневный китель?

Глупее вопроса я не ожидал и, естественно, растерялся.

— Китель?А зачем?

— Как зачем? Фотография нужна в повседневной форме! Тебя что не предупредили?

— Нет. Но даже если и предупредили бы, то кто его в кишлак из моего шкафа, который в полку, привезет? Каким образом? — усмехнулся я.

— А, ну да… Мы об этом не подумали. Да, вид у тебя неподобающий. Не побрит, не помыт, в масхалате. Черт! Ладно, беги к капитану Семенову, приводи себя в порядок, и вдвоем что-нибудь там придумайте. Времени на все, в том числе и на проявку, и печать, — полтора часа! — нахмурившись, произнес Жонкин и отправился по своим делам.

Инструктор — «балалаечник» от моего вида просто потерял дар речи. Вообще-то, Балалаечник — это кличка. А все потому, что является инструктором политотдела по культурно-массовой работе и заведует средствами пропаганды дивизии, в том числе и музыкальными инструментами. Капитан глубоко вздохнул, покрыл всех матом, не забыв и о непосредственном начальстве.

— Бл…!

— А что я? В чем моя вина? — поинтересовался я, мысленно готовясь вступить в диалог на матерках.

— Уф-ф-ф! — выдохнул капитан и скомандовал, постепенно успокаиваясь:

— Раздевайся! Сейчас принесу бритвенный станок, вызову парикмахера и, конечно, разыщу тебе китель. Взвалили на меня чужие проблемы. Я как всегда крайний! Какой размер формы?

— Сорок восьмой. Третий рост, — ответил я, раздеваясь.

— Хоть пятый. Ты мне еще размер обуви и головного убора назови! Фото ведь делаем по пояс. Мне бы китель лейтенантский найти! Вокруг одни майоры, подполковники и полковники!

Семенов, продолжая громко ругаться, убежал. Вскоре пришел сержант — киномеханик и вручил мне станок с тупым лезвием и кусок мыла.

— Солдат, ты лезвие дал, словно палач заключенному перед казнью. Когда человек бреется в последний раз перед экзекуцией. Я сейчас плакать начну навзрыд от боли. Другого чего-нибудь, более острого у тебя нет?

— Есть, но лезвие совсем новое, для себя. Затупите, чем я после бриться буду? А про то, что нужно хорошее лезвие принести, мне никто не сказал.

— У-у, — завыл я, продолжая соскребать неподдающуюся щетину, в некоторых местах удаляя ее вместе с кожей и формируя волевой подбородок багрового цвета, как бы обветренный в боях старым фронтовиком-окопником. Лицо заметно преобразилось. Щеки пылали огнем, шрам на подбородке кровоточил. Этот же солдатик достал машинку для стрижки, накинул мне на плечи простынку и взялся ровнять всклоченные вихри.

Возвратившийся Семенов, взглянув на меня удовлетворенно, кивнул головой и начал устанавливать фотоаппарат на штатив.

— Виктор! Ты посмотри, что сделалось с моей физиономией после кошмарного бритья! Она красная, как перезрелый помидор! — возмутился я.

— Ничего страшного! Фотография черно-белая. Румянец сойдет за южный загар. Меня больше волнует, куда это медик запропастился с кителем.

Вскоре вошел скромный лейтенант-двухгодичник с кителем, висящим на вешалке плечиках.

— О-о-о! Я буду медиком? — ухмыльнулся я.

— Черт! Не подумал. Сейчас привинтим другие эмблемы в петлицы и добавим звездочек. — Семенов грубо надорвал петлицы, скрутил «змею в стакане» и заменил на «сижу в кустах и жду героя». Затем шилом проткнул погоны и привинтил еще по звездочке.

— Товарищ капитан! Вы что делаете? Я пиджак всего один раз одевал, в штаб округа, а вы его дырявите и рвете? — взвыл лейтенант.