
Онлайн книга «Интерлюдия Томаса»
Я люблю этот удивительный мир, поэтому по природе я оптимист и при первой возможности пытаюсь шутить. Мой друг и наставник Оззи Бун говорит, что жизнерадостность — одно из лучших моих качеств. Однако, хотя и предупреждая, что избыток жизнерадостности может вести к беззаботности, он иногда напоминает мне, что и дерьмо тоже плавает [3] . Но в мои худшие дни, которые случаются редко, однако сегодняшний как раз входит в их число, настроение у меня так резко падает, что я опускаюсь на самое дно, и мне кажется, что именно там мое место. Я даже не хочу искать способ подняться на поверхность. Полагаю, сдаться на милость печали — грех, хотя моя нынешняя печаль — не черная депрессия, а затянувшиеся сгустившиеся сумерки. Когда Аннамария возвращается и садится за руль, она протягивает мне один из двух ключей. — Хорошее местечко. Идеально чистое. И еда вкусно пахнет. Называется «Уголок гармонии», потому что принадлежит семье Гармони. Работают тут только родственники. Большой клан, если судить потому, что рассказала мне Холли Гармони. В эту смену она единственная официантка. Аннамария заводит двигатель «Мерседеса» и едет в гостиницу для автомобилистов, то и дело поглядывая на меня, а я делаю вид, будто этого не замечаю. Припарковавшись между двух коттеджей, выключив двигатель и фары, она говорит: — Меланхолия может быть соблазнительной в сочетании с жалостью к себе. — Я себя не жалею, — заверяю я ее. — Тогда как ты это называешь? Может, сочувствием к себе? Я решаю не отвечать. — Симпатией к себе? — предлагает она. — Состраданием к себе? Соболезнованием к себе? — Не думал, что тебе нравится кого-то подкалывать. — Молодой человек, я тебя не подкалываю. — А как ты это называешь? — Сострадательным насмехательством. Ландшафтные лампы в деревьях у коттеджей льют мягкий, прошедший через фильтр листвы, колышущейся под легким ветерком, золотистый свет на лицо Аннамарии и на мое тоже. Ощущение такое, будто на нас проецируется фильм, в котором множество крылатых персонажей. — Этой ночью я убил пять человек, — напоминаю я ей. — Было бы лучше, если бы ты не смог противостоять злу и не убил бы ни одного? Я молчу. Она настаивает: — Эти потенциальные массовые убийцы… думаешь, они бы сдались без сопротивления, уступив твоей настоятельной просьбе? — Разумеется, нет. — Они собирались обсудить правомерность преступлений, которые намеревались совершить? — Насмехательство имеет место быть, но я не вижу в нем сострадательности. Аннамария неумолима. — Может быть, они соглашались пойти с тобой на телешоу «Суд идет» и позволить судье Джуди решить, имеют они моральное право или нет взорвать термоядерные бомбы в четырех мегаполисах. — Нет. Они слишком боялись судью Джуди. Я сам боюсь судью Джуди. — Молодой человек, ты сделал единственное, что мог сделать. — Да. Хорошо. Но почему я должен той же ночью приезжать из Магик-Бич в «Уголок гармонии»? Слишком много смерти. Какими бы плохими ни были тут люди, как здесь все ни было бы плохо, я не машина-убийца. Она протягивает мне руку, и я беру ее. Не могу сказать почему, но от прикосновения к ней мое настроение поднимается. — Может быть, тут не придется никого убивать, — говорит Аннамария. — Но это нарастает, как снежный ком. — Что? — Моя жизнь, эти угрозы, это безумие… несется на меня лавиной. Перышки мягкого света колышутся не только на ее лице, но и в глазах, когда она сжимает мне руку. — Чего ты больше всего хочешь, Одди? Какое стремление движет тобой? Стремление отдыхать и ничего не делать? Стремление к спокойной, без стрессов и волнений жизни повара блюд быстрого приготовления или продавца обуви? — Ты знаешь, что дело не в этом. — Скажи мне. Я хочу услышать это от тебя. Я закрываю глаза, и перед моим мысленным взором появляется карточка, которая шестью годами раньше выскочила из машины, установленной в одном из шатров ярмарки и предсказывающей судьбу. Сторми стояла рядом со мной, когда я бросил в щель четвертак. — Мэм, вам известна надпись на той карточке… «Вам суждено навеки быть вместе». — А потом она умерла. Но карточку ты сохранил. Продолжая верить, что на карточке написана правда. Ты по-прежнему в это веришь? — Да, — отвечаю я без колебаний. — Я должен верить. Это все, что у меня есть. — Что ж, Одди, если тобой движет правда этой карточки, тогда, возможно, ускорение, которое пугает тебя, на самом деле именно то, что тебе нужно. Может, это ты сам приближаешься к реализации предсказания? Может, лавина, которая несется на тебя, и есть Сторми? Открыв глаза, я вновь встречаюсь с ней взглядом. Колышущиеся крылышки, отражающиеся на ее лице и в глазах, могут быть отблесками золотистых огоньков. Я напоминаю себе, что огонь не только пожирает, он еще и очищает. А синоним очищения — искупление грехов. Аннамария склоняет голову и улыбается. — Будем искать тебе замок с подходящей комнатой, где бы ты смог найти тот ответ на знаменитый гамлетовский вопрос, который успокоит твое сердце? Или останемся здесь? Оказывается, я все-таки способен улыбаться. — Останемся здесь, мэм. Наш багаж — плетеная корзина с едой для нас и золотистого ретривера, которую собрала наша подруга Блоссом Роуздейл в Магик-Бич. После того как Рафаэль находит полоску травы, чтобы отлить, я следую за Аннамарией и собакой к коттеджу номер шесть, выбранному моей спутницей для себя, и оставляю корзину ей. На крыльце, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, она говорит: — Что бы здесь ни случилось, доверяй своему сердцу. Оно такое же надежное, как любой компас. Белая немецкая овчарка, Бу, составляет мне компанию уже несколько месяцев. Теперь он сопровождает меня к коттеджу номер семь. Поскольку это собака-призрак, справлять нужду ему не надо, и он проходит через дверь до того, как я успеваю ее открыть. В коттедже чистенько и уютно. Гостиная, ниша-спальня, ванная. Похоже, коттедж недавно отремонтировали. Есть даже встроенный холодильник, который служит баром. Я достаю банку пива, открываю ее. Я измотан, но спать не хочется. Теперь, за два часа до зари, я на ногах уже двадцать два часа, но голова работает, как центрифуга. Включив телевизор, я сажусь в кресло с пультом дистанционного управления в руке. Бу тем временем обследует все уголки коттеджа, его любопытство после смерти осталось прежним. Телевидение спутниковое, так что каналов великое множество. Но везде старье и занудство. |