Онлайн книга «Гусарские страсти»
|
О, шурпой! А шашлык? Подошли к чахлому частоколу из тонких жердин. Туркмен махнул палкой на свирепого вида собак, отогнал прочь. Невдалеке — кошара и загон для овец. Рядом — низенький глинобитный домик, пастушья избушка. Ни одного даже чахлого деревца, только полынь, колючки и камыши. Убогое, но все же жилье… — Так ты что тут один живешь? — спросил Хлюдов Володя, оглядывая стены саманного закутка. — Почему один? Собаки, овцы… — Э-э, с овцой, что ли, спишь? А где ханум? — сострил Хлюдов. — На ханум деньги зарабатываю. Пять овец мои, ягнят выращу, будет десять. Потом еще расплодятся. — А сколько надо-то? Сколько ягнят? — Если некрасивая жена — двадцать пять баранов. Если красивая — пятьдесят. А красивая и работящая — сто. — А если умная? — ухмыльнулся Ромашкин. — Вот за умная и грамотная платить меньше. Много работать не станет, спорить будет, умничать. Жена ведь, какой должен быть: послушный, ласковый и молчаливый. Слушать, что умный муж говорит, а не свой мысль ему навязывать. — Так ты какую ищешь? Глупую, красивую и молчаливую? — спросил Никита. — Ай! Красота не главное. Работящий для хозяйства. Характерно все аборигены ставили на первое место у будущей супруги не красоту и ум, как мы, а работоспособность. Вот и Ахмедка в общаге, помнится… Хлюдова в тепле снова развезло. Поев шурпу и плов, он с умным видом вдруг произнес: — Будет тебе, Абдулло, бесплатная жена! Мы вот с Никитой войско собираем! Повстанцев! Записываем, взбунтовавшиеся местные народы в отряды против «Белого царя»! Хватит жить под игом Москвы! Пора поднимать племена под ружье! Долой Белого царя! Пора жить своим умом! С королевой Великобритании мы договорились, а Рейган нам обязательно оружием поможет…Тому, кто встанет в строй, бесплатная жена. — А две можно? — Две можно! Можно и две, но только особо отличившимся в боях за свободу! И бесплатно! — Зачем тебе две жены? — полюбопытствовал Никита. — Прокормишь? — Вторую жена возьму умную и красивую. Русскую. Первый жена будет работать, а второй ласкать! — Вот и договорились! — воскликнул Хлюдов. — Записываем тебя бойцом в первую кавалерийскую сотню, «бронекопытной, дикой дивизии»! Конь есть? — Есть конь. И шашка острая, дедовская, и ружье хорошее есть! Патронов мало-мало! — защебетал туркмен. — Вовка, ты что, сдурел совсем?! — ткнул Никита в бок Хлюдова. — Шутки шутками… Договоришься! Он ведь и вправду поверил! — Вот и славно! А я, может, и не шучу! Ты, главное, мне подыгрывай! — Да не хочу я подыгрывать! — А придется! Чабан тем временем достал из шкафчика бутылку какого-то ужасного пойла, холодное мясо, лепешки. После второго тоста за свободу уже не смущали ни шкуры, полные блох, на которых они полулежали, ни пыль в войлоке, ни осыпающаяся с потолка глина. После четвертого тоста за джихад неверным, Никита сломался. Керосиновая лампа нещадно дымила, в печурке горели вонючие кизяки, насекомые кусались, но зато было тепло и сытно. Великая вещь — крыша над головой, горящий очаг и вода… Никита провалился в сон. Голова, правда, гудела, как трансформатор. Еще бы! Двое суток пить вместо воды ром и водку! …Пробуждение сопровождалось паническим животным страхом — кто-то на него пристально смотрит. Кто-то или что-то — непонятное и потому страшное. Чуть приоткрыв глаза, Никита их вновь крепко зажмурил. Басмачи! Накликал Хлюдов, пьянь! Расхлебывай теперь! Расхлебаешь, как же! Вокруг их первобытного ложа стояли фигуры в халатах и чалмах. То, что испугало Ромашкина, оказалось молодой девушкой. Видны были только глаза. Остальное — чадра. Выходит, красный командир Федор Сухов освободил не всех женщин Востока. Далеко не всех. Чабан Абдулло что-то оживленно рассказывал трем вооруженным берданками и двуствольными ружьями угрюмым мужчинам. Два древних старичка на корточках, о чем-то переговаривались и жестикулировали. У изголовья толпилась стайка в платочках, чадрах, паранжах. Кто их разберет, в чем… Ромашкин аккуратно, но сильно пихнул в бок Хлюдова: — Капитан! Вовка! Проснись, пьянь! Что ты вчера плел, сволочь, об освобождении от тягот коммунизма и империализма, о свободе и независимости диких племен? Объяснись с народом! Ты собирался зеленое знамя ислама водрузить в Кремле?! Теперь водружай… Хлюдов открыл глаза и тотчас тоже зажмурился: — Ого! Никита, что будем делать? Делаем вид, что спим? — Нет, надо как-то изворачиваться. Вовка, а это точно не Иран? — Если наш друг вчера не соврал, то нет. Но мы наверняка рядом с границей. Только бежать к гарнизону далеко и незнамо куда! А, была, не была! Хлюдов резко приподнялся, развел руки в знак приветствия: — Салам алейкум, аксакалы! — Салам… — А не подскажете, как проехать в Педжен? Там размещается штаб формируемого исламского эскадрона! Чабану Абдулло немножко нездоровилось после вчерашнего. Или он был немножко растерян из-за открывшихся вчера же перспектив? Чабан Абдулло указал на соплеменников: — Вот, офисер, это наши бригадиры. Они ехали волка загонять. Могут подвезти к шоссе. А ты, офисер, их в войско запишешь? Потом сюда вернешься? Когда нам за ружья браться? У меня пулемет «Максим» есть и патронов ящик… Уже ящик? Вчера было «мало-мало». Растет благосостояние братского туркменского народа! Не по дням, а по часам! Соплеменники чабана Абдулло стали выходить во двор из душного домика, недоуменно пожимая плечами, что-то бурча по— туркменски. Хлюдов обнял чабана Абдулло за плечи, уверенно пообещал: — Не переживай, Абдулло! Жди! Мы скоро вернемся. На днях поднимем «зеленое знамя ислама» над отрогами Копетдага, и наши скакуны пересекут пустыню Каракумы до Волги и далее. Я и начальник штаба повстанцев. По весне вернемся с отрядом! Формируй добровольцев, составляй списки, назначай командиров отрядов. Только без лишнего шума. Конспирация! Во дворе стоял бортовой «уазик». Бригадир и шофер стояли у кабины, а женщины — в кузове, держась за передний борт. Аксакалы расселись под навесом у стены, попивая зеленый чай. Верно, старые басмачи, заслуженные — уж больно живо они обсуждали пьяный бред Хлюдова. — Стр-р-роиться! — вдруг рыкнул Хлюдов. — Р-р-равняйсь! Смир-р-рно! Здр-р-равствуйте, бойцы! — Салам, здра… — ответили мужчины вразнобой. Хлюдов прошелся вдоль строя. О чем говорить? И как? Язык с перепоя еле ворочался. А говорить нужно убедительно, эмоционально, с душой. И чтоб выглядело правдоподобно. Не то грохнут за насмешки над собою, и поминай, как звали. Пустыня большая… |