
Онлайн книга «Рейдовый батальон»
— Да хрен его знает. Я в горах еще плохо ориентируюсь, для меня все тут одинаково. Черт поймешь, эту местность: горы, хребты — как под копирку. Давай вместе мудрить. — Давай. Пляшем от дороги, пойдем сядем чуть повыше: оттуда лучше видно. Через сорок минут споров мы пришли к общему соглашению о нашем местоположении, и Александр доложил Сбитневу о наших координатах по кодировке на карте. Тем временем бойцы быстренько построили укрытия, а Якубов даже кашеварил. — Товарищи офицеры, идите скорее, пока еда не остыла, все готово, — крикнул он. И тут подбежал к нам Свекольников с бледным перепуганным лицом, протягивая радиостанцию Мандресову. Александр стал тревожно вслушиваться и комментировать мне происходящее. — Ник, во втором взводе подрыв! Трое ранено, двое — тяжело. — Кто? — воскликнул я. — Черт его знает. Твою мать! Ветишин! Сбитнев говорит: старшего ранило! Сережку! — Куда? — Не отвечает. — Саня, дай поговорю с командиром. — Он и сам тебя вызывает, — и Александр сунул мне в руки радиостанцию. — Как у вас дела? — спросил Сбитнев. — Почему не докладываете обстановку? — Сориентировались и привязались к местности, окопались и закрепились, хотели доложить о построении СПСов, но услышали про потери, молчим и слушаем, — ответил я. — Ну вот что, слушатель, бери одного «карандаша» и следуй ко мне, как говорится, с вещами на выход! — «Карандаш» тоже с вещами? — Да, бери любого и побыстрее! Я поглядел на Сашку. — Слышал приказ? Он грустно вздохнул и кивнул. — Я думал, вдвоем хоть какое-нибудь время повоюем, боюсь — что-то не так сделаю, все же в первый раз в рейде. — Все будет нормально! Гурбон и Юревич подскажут, нормальные сержанты, хоть и молодые. Свекольников хороший связист, взвод что надо, твой предшественник их отлично подготовил. Я у тебя, наверное, Уразбаева заберу, от него проку никакого, большой потери не будет. А то там, во втором, сплошные узбеки, русскому бойцу тяжело будет. Я думаю, Вовка вызывает меня командовать вторым взводом вместо Ветишина. Уразбаев! — Я, — откликнулся встревоженно солдат. — Собирай манатки, ты идешь со мной к ротному, — скомандовал я солдату. — Чего собирать? — переспросил солдат. — Пачаму я? — Шмотки свои собирай и быстрее! — воскликнул взводный. — Ни чего не забудь, а то оставишь тут что-нибудь, потом назад не вернешься! А почему ты? Потому! Замполит тебя выбрал, очень ты умный и смелый. — Какой умный, какой смелый? Я обыкновенный, не надо меня. Не хочу во второй взвод. — А, испугался идти к своей узбекской «мафии»? — догадался я и самодовольно улыбнулся. — Ничего не поделаешь, придется! Солдат о чем-то продолжал скулить в полголоса, обреченно собираясь в поход. — Видишь, Саня, не хочет быть на побегушках у Алимова и Исакова. Те страшные бездельники, и ему придется им подчиняться, все за них делать, да, солдат? — Ага, — уныло соглашался Уразбаев. — Ну ничего страшного, в обиду не дам, пошли! Пока, Сашка, не грусти, не скучай, — я крепко пожал руку взводному на прощание и зашагал по еле заметной тропе. Мы спустились в ложбину, поднялись на хребет, снова ложбина, снова хребет, еще спуск, и вот уже взобрались на высоту к КП роты. Пришли мы оба взмокшие, хоть тельняшку выжимай, и соль со спины соскребай. Нас встретили минометчик Радионов и врач-двухгодичник, старший лейтенант. — О, привет медицине и «богу войны». Как вы тут? Где Володя? Что с Сережкой? — Здорово, ротный ждет тебя там, во взводе Ветишина. Топай, не задерживайся, — ответил минометчик. — Сереге лицо сильно посекло и ранило осколком руку. — Сейчас немного передохну, с вами язык почешу и пойду. Хорошо, что с Ветишей все более-менее нормально. Надо дух перевести, прямо качает от зноя. Сил нет, хочется упасть где-нибудь в тень, а ее как всегда нет, — ответил я. — И еще долго не будет. Сегодня Ошуев поставил задачу Сбитневу — закрепляться как можно основательней, быть готовыми отражать атаки мятежников. Есть вероятность, что будем тут около месяца, — поддержал разговор медик. — Нечего сказать, хорошенькая перспектива. Пекло — хуже, чем в Кабуле! Одно радует — стоматолог с нами, зубы подлечит, если что. А ты хирургом-то работать сможешь? — поинтересовался я. — А как же! Я все могу, уже полтора года как в Афгане воюю. Меня, когда из Союза направляли на должность хирурга, я криком кричал, что готов только зубы удалять. А мне ответили: «Ничего две-три руки-ноги отрежешь, четвертую уже сможешь пришить, научишься, практика — критерий истины». Вот так и пошла служба, что-то, может, поначалу и не получалось, но вроде бы пострадавшие от моих медицинских опытов не жаловались. — Наверное, уже просто не могли, — ухмыльнулся Радионов. — Вот сейчас вернулся после штопанья твоих бойцов, и ни одного мата в мой адрес. — Проклятый новоявленный «доктор Менгеле», ненавистный продолжатель экспериментов Бухенвальда и Освенцима, — шутливо возмутился я и, устало закрыв глаза, продолжил: — Не дай бог, к такому попасть, зубы не вылечит, потому что разучился, а кишки зашить не сумеет, еще не научился. — А ты, как настоящий замполит, болтаешь даже с закрытыми глазами и во сне. Твои кишки я пришью к языку. У нас в полку под Читой уникальный случай был в моей практике. Из морга прибегает боец-санитар и кричит: «Я из морга, там труп ожил». Весь бледный, трясется, орет благим матом. Иду с ним в мертвецкую, действительно: лежит покойник синий-синий, а язык высунул изо рта и шевелит. Я солдатика успокаиваю: не переживай, ничего страшного, это же замполит, у него рефлекс, только на пятые сутки язык болтать перестанет. Настоящий был профессионал! Гы-гы, — и он ехидно засмеялся. — Да пошел ты куда-нибудь подальше, мне не хочется врача нецензурщиной обижать, может, когда пригодится, но ты напрашиваешься. Однако ты, «шприц-тюбик», старые анекдоты за быль не пытайся выдавать. Этот номер у тебя не пройдет, не прокатит. Слышали эти байки сто раз, твоя быль мхом поросла. Ладно, раз вы такие противные и неласковые, уйду я от вас. А что за ранения у солдат, почему молчите? — Бойцы живы, я уже кстати туда сбегал, перевязал всех, вертолета дождался и обратно вернулся, — ответил врач. — У бойцов положение гораздо хуже: Кайрымова ранило в шею, повезло, что осколок не задел артерию, но немного повредил гортань. Но думаю, жить будет, а Сомов скорее всего остался без глаза. — Твою мать, совсем? — Совсем, там такое месиво: щека разодрана, на лицо страшно смотреть. А у тебя видок, что-то неважнецкий, что с тобою, Никифор? |