Книга Гарпия с пропеллером, страница 10 – Дарья Донцова

Как-то раз я тосковала за письменным столом, проклиная злую судьбу, забросившую меня в это отвратительное заведение. Работы нет, а домой раньше шести не отпускают. По магазинам тоже не пробежишься, потому что нужно иметь пропуск на выход. Одним словом, жуть.

Но тут появился майор и заявил:

– Васильева, поедешь на дачу к нашему генералу. День рождения у него, гости ждут. Кино им привезли, будешь переводить с ангольского.

Я попыталась было объяснить чурбану в военной форме, что ангольского языка не существует, в Анголе говорят на португальском.

– Один шут, – отмахнулся солдафон, – собирайся живей.

– Но у меня французский и немецкий, другими языками я не владею, – слабо сопротивлялась я.

Маркин покраснел:

– Васильева, шагом марш к машине. Больно умная, французский-немецкий… Велено перевести фильм, вот и действуй. Других никого нет, отставить разговорчики!

Сами понимаете, в каком настроении я прибыла на мероприятие. Меня провели в кабинку, дали в руки микрофон, в зале расселись гости. Я шумно вздохнула и решила: ну выгонят меня с позором, и что? Даже лучше, избавлюсь от противного Маркина.

Экран засветился, на нем появилось изображение степи. «Может, и обойдется, – подумала я, – португальский язык похож, правда, весьма отдаленно, на французский, кое-что я пойму, а остальное додумаю». Но не успела я успокоиться, как перед глазами возникла юрта, затем два всадника, начавших гортанный диалог, и до меня дошло, что лента на… монгольском языке. Очевидно, в нашем отделе барахлит телефон, или у Маркина в ушах два банана – у него попросили специалиста с монгольским языком.

И куда было деваться? Схватив микрофон, я понесла чушь:

– Здравствуй, батыр!

– Привет, друг!

– Зачем приехал?

Тут камера дала общий план, я увидела у юрты несколько женских фигур и в порыве вдохновения продолжила:

– Жениться хочу на твоей сестре.

– Заходи, договоримся.

Всадники рядом поскакали к юрте. Я обрадовалась. Неужели угадала и дело катит к свадьбе? На всякий случай добавила:

– Твоя сестрица красавица, я влюблен в нее…

Хотела было далее развить тему, но тут вдруг один из всадников резко взмахнул рукой, и откуда ни возьмись появилась целая армия людей на коротконогих конях. Началась битва, в разные стороны полетели отрубленные головы, полились реки крови. В полном ужасе уставившись на смертоубийство, я обреченно пробормотала:

– Не договорились о калыме за невесту, из-за этого и возникла великая битва.

От позора меня спасли два обстоятельства. Во-первых, генерал и его гости сильно поддали, и им, очевидно, было все равно, что показывают. А во-вторых, киномеханик, сержант лет сорока, засмеялся, и тут же сеанс прервался.

– Что случилось, Сергей? – спросил генерал.

– Ща, Петр Иванович, налажу! – крикнул механик. – Копию плохую прислали, пленка рвется, зараза.

Потом сержант повернулся ко мне и подмигнул:

– Значитца, так, главное, не тушуйся, Петр Иванович минут через пять заснет, он, когда на грудь примет, всегда кемарит. Только он захрапит, остальные разбредутся, оно и правильно, смотреть эту нудятину невозможно, нет бы чего хорошего заказал, так подавай ему войну обязательно. На всякий случай запомни: ни о какой свадьбе тут и речи нет, сплошная драка. Тот, который в синем халате, – плохой, в красном – хороший.

И он снова включил аппарат. Очевидно, Сергей хорошо знал Петра Ивановича, потому что вышло, как он обещал. Спустя полтора часа генерала разбудили. Он открыл красные мутные глаза и спросил у меня:

– Тебе чего?

– Я переводчица, распишитесь, пожалуйста, в наряде.

– А, – протянул генерал, – давай, конечно, молодец, хорошо все объяснила, одно не понял, кто из них за красных, а кто за белых дрался!

– Тот, который в синем халате, самый главный белогвардеец, а в красном – наш, чапаевец, – нашлась я.

На следующий день Маркин, притормозив около моего стола, заявил:

– Молодец, Васильева. Петр Иванович очень тобой доволен остался, говорит, три раза до этого фильм смотрел и ничегошеньки не понял, а ты все отлично перетолковала. А ведь кривлялась: «Не знаю ангольский!» Теперь, если кто из Анголы приедет, только тебя отправлю.

С гордо поднятой головой Маркин удалился, а я осталась сидеть с раскрытым ртом. Все оставшиеся месяцы до увольнения я в ужасе вздрагивала, боясь, что меня и впрямь приставят к ангольцам, которые в те годы считались нашими братьями по оружию.

Придя от этих воспоминаний в хорошее расположение духа, я дошла до уродливой пятиэтажки, обнаружила нужную квартиру и позвонила.

– Вам кого? – спросил детский голосок.

– Соню, почтальона.

– Баба, – завопил ребенок, громыхая замком, – к тебе тетенька пришла!

Дверь распахнулась, я увидела крохотную прихожую и маленькую черноглазую женщину, вытиравшую руки посудным полотенцем.

– Вы ко мне? – настороженно поинтересовалась она. – С претензией? Пропало что? Журнал сперли?

– Что вы, – приветливо улыбнулась я, – просто хочу кое-что узнать.

– Идите на кухню, – велела Соня.

Я втиснулась в пятиметровое пространство и подавила тяжелый вздох. Это сейчас у нас огромный, двухэтажный кирпичный особняк и домработница с кухаркой, но большая часть моей жизни прошла в Медведкове, как раз на такой кухне, где между холодильником и крошечным столиком оставалось место лишь для одной табуретки. Как только не пытались мы с бабушкой увеличить свое жизненное пространство! Сначала оттащили «ЗИЛ» в прихожую, но тогда стало негде повесить вешалку. Поставили его в комнату и лишились сна. Старенький агрегат тарахтел так, что дрожали диван, стулья и буфет.

– Садитесь, – предложила Соня, вытаскивая из-под стола табуретку.

Я осторожно опустилась на колченогую скамеечку и решила сразу брать быка за рога.

– Меня зовут Лена Гладышева.

– Соня, – ответила почтальонша.

– Вчера вечером, около восьми, вы разносили почту?

– А как же! Два раза в день положено, – кивнула Соня, – я аккуратно разложила.