Книга Цвингер, страница 124 – Елена Костюкович

Это было идеальное место для передачи текстов. На ярмарке все набиты рукописями, а иногда и пленками. Что-то передают. Это не подозрительно. Так и тянулось, и протянулось бы еще много лет, но только в августе семьдесят третьего Люка была отправлена в новую командировку. В далекую, в невозвратную. Выведена из мира работающих. И Ульрих, не имевший сил даже сказать прощай, вцепился в Викино плечо на кладбище и хрипел тогда на ухо Виктору голубыми губами: это почерк ГБ.

Осени той не было. Ульрих с Викой не заметили ни Пиночетова путча, ни «Уотергейта». Как о незнакомом, прочитали в газете об умершем Неруде. Впоследствии будто в новинку узнавали обо всем, морща лбы, вслушиваясь, от друзей.

Вику сызнова, вспомнил эти дни, спицей проткнуло. Как он брел с кладбища домой, неся в себе такую муку, что просто не знал, как стерпеть и додержаться до нормального вечернего разговора на кухне с мамой, когда можно будет вывалить, мыча и запинаясь, невысказуемое горе. Выговориться, поддержки спросить. И она, как всегда, поймет, и переймет на себя напряжение, а он постепенно перестанет подрагивать, держаться за голову и утихнет, прижавшись к маме, под ворожбу утешительных маминых слов.

Только обойдя квартиру, Вика осознал, что именно этому — не быть.

Он еще долго искал маму в дальних углах квартиры, а обнаруживал в примятом одеяле, в невысыпанной кофеварке, в автоматических собственных жестах, в запахах вещей и, разумеется, в снах.

Дорожная полиция передала Ульриху отчет о катастрофе. С чертежом и с замерами. Возле населенного пункта Фуэро-Наварра, в горной местности, на второразрядной дороге. Формальная версия: в одной из придорожных закусочных путники выпили пива. На Люку пиво всегда действовало как снотворное, но она забыла или не захотела думать о том. Ее разморило. Дальнейшее известно из протокола. Выживших не было. Двое скончались на месте, двое в больнице. Машина пролетела с горы около сорока метров.

Но только в этом протоколе не написана правда, или написана не вся.

И муж, и все друзья ее, узнав о случившемся, в унисон сказали: не могла Люка пить пиво, ведя автомобиль. Не такой у Люки характер.

Расслабилась! Здрасте! Люка сроду не расслаблялась. Это тоже был весьма неудобный минус для ее здоровья и ее выносливости.

Доподлинно известно — в ее крови был найден не то алкогольный градус, не то психотропное средство. В то, что Люка просто так вот уснула за рулем, — Ульрих не верит.

А еще, о чем твердит всю жизнь Ульрих и что почему-то не отражено в протоколе: из автомобиля — как ему шепотом сказал эвакуатор-слесарь, но отказался подтвердить перед судебным экспертом, блеял и отпирался — была выкачана тормозная жидкость. Видимо, на последней заправке у ресторана.

— Маме вашей доставалось во всех смыслах, — продолжал Чак. — Чтоб ее остановить, КГБ пытался загубить ее репутацию. Подпустили даже утку, будто она работает на них. Для любого эмигранта это удар под дых. И я помню, как Лючия мучилась. Правда, затея спецслужб оказалась тупиковой. Не поверил им никто. Но когда случилось… ну, то, что случилось с нею, мы сразу поняли, почему ее остановили так решительно.

— Почему?

— Хотели остановить. За несколько недель до гибели, знаете вы, Виктор? У Лючии была встреча с издателями той самой книги, которую автор назвал «страдательной книгой, объявшей миллионы». Той самой, публикация которой помогла размонтировать «империю зла» не меньше, чем усилия Рейгана и Войтылы.

— Да что вы, Чак!

— Да. Лючия, думаю, передала им условный сигнал. А может, даже и пленки. Ну, или, может, совещались, как пиратские издания предотвратить. Ведь книга печаталась осенью того самого семьдесят третьего. А советские спецслужбы (разумеется, через подставных лиц) организовывали провокации, пытались распространять пиратские версии текста. Ваша мама явно стояла костью в горле у кого-то из основных агентов влияния ГБ…

Звон раздался теперь уже у Виктора. Тут заспешил американец, хлопнув Виктора по плечу. Вика вытащил ненавистный телефон. Это как раз Ульрих. Но не время с ним обсуждать старую трагедию. Ульрих взвинчен, он торопится, требует точный адрес квартиры Мирей. Говорит, попросил кого-то наведаться, человек это проверенный, не навлечет подозрений, даже если что-нибудь серьезное, если за квартирой установлена слежка.

— Почему ты так в нем уверен?

— Не в нем, а в ней. Это дама молодая.

— Молодая?

— Ну как молодая, как ты примерно.

— Ну спасибо. Как зовут даму, что она делает?

— Это тот самый адвокат, копирайтщица, у которой мы берем консультацию. Я уж года два тебе ее сватаю, помнишь? Ортанс Франкини, моя парижская знакомая. Внимательная очень, между прочим. Каждую неделю звонит узнать, как я.

— Ладно, пусть глянет и позвонит пусть тебе, а ты пусть мне позвонишь. Пока, Ульрих.

«Пойдет на квартиру, глянет и позвонит». Прямо как ему самому Наталия. Симметрично. Неужто у Ульриха шашни тоже бурные, кипучие, в его-то годы? Э, чушь. Подумаешь. Обыкновенная ситуационная аналогия.

И все же он сам, Виктор, давай-ка позвонит Мирей. Пускай Мирей видит, что ее искали с Викторова номера. Неужто, мерзавка, поклялась всеми способами мстить! Не берет, понимаешь, не берет трубку, хоть тресни. Вика не может предположить, что ссора с ним для нее так важна! Трубку не брать… Что на экране? Пропущенные вызовы?..

В бедламе не расслышал серьезных звонков. Прошляпил, лопух. А ведь это звонила Наталия! Я обещал телефон у уха держать. Перезвоню. Но для начала надо выкарабкаться из давки.

Вика выбредает из душного холла на полукруглую террасу под аркадами, где расставлены в саду столы. Как, вся орава, без дураков, проводит тут встречи? Вот под этим вот настырным дождем? Хотя если не находят себе места под крышей… К тому же на воздухе можно курить. Какая тоже огромная толпа. Простудятся все к завтрашнему утру. Уйти подальше от куряк и от говорунов. На площадь, под прикрытие «Коммерц-банка». Желательно при этом не под машину.

— Наталия?

— Есть новости из Франции?

— Нет, к сожалению. По моей просьбе даже аэропорты проверяют, насколько это в возможностях. Парижская квартира молчит. В розыск пока не объявляем. Не знаю, где объявлять, во Франции или в Италии.

— Я вот хочу спросить. Может ли быть, что твоя ассистентка Мирей сама чинит компьютер и, чтобы сделать тебе подарок, везет во Франкфурт? Чтоб тебя облагодетельствовать?

— Ты не поверишь, Нати, это и мне в последние часы все навязчивей приходит в голову…

(Ответ спокойный, но тон неудачный — выдает томление, неверие и беспокойную совесть.)

— Да, вот я как раз тоже думаю. Через час я буду у тебя дома. Ты говорил, что компьютер должен был стоять на столе.

— Я его ставил туда в субботу.

— Если бы Мирей его взяла, она бы тебя известила?