Книга Цвингер, страница 69 – Елена Костюкович

— Я зашел раз-другой… Извини. Там же бывали все корреспонденты, все иностранцы.

— А ты бы мог поумнее себя вести.

— Знаю, мог бы. Ульрих, а за что сидел Левкас в Инте? Он всем внушал, будто за покушение на Сталина.

— У-у. Знаешь, сколько там было «покушавшихся на Сталина»! У половины была эта статья. А у Левкаса как раз этой статьи не было.

— А какая была?

— Спекуляция, незаконная торговля.

— Это даже изящно, как у героя «Досье „Икпресс“».

— Скорее по типу «Третьего человека». Левкас — как Орсон Уэллс. После войны спекуляция бывала с кровавым душком. Похоже, он и впрямь доставал пенициллин через посольство.

— Как он смог вообще пролезть в посольство тогда, в сороковых?

— По энкавэдэшному наряду. Но он, дурак, от англичан что-то тащил и продавал в городе. Превышение полномочий. Его царапнули.

— Нетипичное дело в тогдашние времена.

— Крайне редкое. Да он сидел не тяжело. С первой недели стал в лагере нарядчиком. С дощечкой по утрам пересчитывал зэков под баян. К нам, обычным зэка, вязался, что выглядим не по форме. Нарушаем принцип узнавания. Что в наморднике нам легче совершать нарушения и побег. И с ухмылочкой покрикивал, орднунг. Прекрасно помню. Я-то всю войну прошел, а Левкас не был ни дня на фронте. Он двадцать пятого года, на пять лет меня моложе. В лагере вот так вот над фронтовиками изгалялся! Но это было можно только в первые годы после войны. Пока начальники, давильщики, толком не сорганизовались. Немецкий опыт не освоили. При создании особых режимных лагерей советские органы четко воспроизвели практику фашистской Германии. Кстати, сначала гестаповцы в тридцать девятом — сороковом приезжали на стажировку в пыточные тюрьмы НКВД…

— Знаю. Бэр недавно публиковал письмо группенфюрера СС Гейдриха о командировке в Москву Мюллера. Того самого. Будущего шефа гестапо. Бригаденфюрер Отто Вехтер, я, видишь, помню имя, засвидетельствовал подлинность нашей копии. Это важно — и потому, что дело идет о легендарном Мюллере, и потому, что оригинальный документ кто-то вынул из архива… Публикуем вместе со свидетельствами Гейдриха и Мамулова. И с хорошим комментарием.

— …Да. Так вот, для симметрии советские стали брать опыт у германцев. Пока что я говорил про Инту, январь сорок восьмого. А с сорок девятого нас переправили в особые лагеря. Которые были организованы уже по немецкому фасону. И на мне, на «немце», опробовали. Там охраняли заключенных уже не сине-, а краснопогонники. Внутренние войска МВД. Красота там была! Добротные бараки, рациональная планировка. Клумбы перед бараками.

— Как, цветы в лагере?

— Ну а что. Ведь в Германии были же цветы. Нет, у нас фальшивые клумбы. Просто были выложены шлаком красно-бурые узоры. Как попал туда, мне стало жаль прежней неприбранности, и подумал, что точно уж не выживу. При смене караула «попки» рапортовали так: «Пост по охране врагов народа, изменников Родины сдал», «Пост по охране врагов народа, изменников Родины принял!». Я приглядывался, в чем же мода новая состоит. Ну, во-первых, научились от немцев, чтоб ни имени, ни фамилии у зэка. Нам присваивали букву и две-три цифры. Причем приказано было самим рисовать эти номера на тряпочных кусках и нашивать на одежду — на коленки, на шапку, над сердцем и между лопаток, чтобы конвойным было удобнее целиться…

Не найти лучшего, чем Ульрих, информанта по приметам, ярлыкам, кодам, знакам и символам. И такой он с детства. С тех пор как родители ввезли его в СССР десятилетним, в тридцатом. Молодыми учениками известного швейцарского архитектора-коммуниста Ханнеса Майера («Баухаус», Дессау), Зиманы-родители тронулись на восток. Ульрих рассказывал, какой экстаз обуял всех пассажиров поезда на станции Негорелое: как помешанные махали они красноармейцам-пограничникам на перроне. Всем казалось — их ждут слава и творчество. Сработало сусальное сюсюканье Бернарда Шоу во славу новой России. Подло-лживые репортажи Уолтера Дюранти. Европейские интеллигенты искали в Советском Союзе то, по чему тосковали у себя. Выход на массы. Строить дешевое жилье для рабочих. Строить авангардные города. Экспериментировать в программе «Новая Москва». Где еще архитекторам такая свобода для циклопических экспериментов? В Союзе была отменена частная собственность, обычно сковывающая планировщиков. Изобиловала рабочая сила. Задачи были — создание новых силуэтов городов. С ландшафтосозидающими постройками, с перепланировкой рельефов, с новыми водными магистралями, с новонасаждаемыми парками!

Их заселили, значит, всю ораву, в гостиницу «Люкс» на Тверской. Там уже жила масса убежавших шутцбундовцев, а также знаменитости…

— Морис Торез и Тольятти?

— Нет, эти позже, в войну. Тогда были Ульбрихт, Вильгельм Пик. Родители были в упоении от знатного соседства.

— Сплошные немцы. Общим языком в «Люксе» был немецкий?

— Да. Потому что язык Маркса, да и большего числа проживавших там. Лучше всего я помню Ренату Целлер. С ней мы лазили на чердаки и в подвалы, потом с сорок третьего и до конца войны она работала у нас в Центральной антифашистской школе военнопленных. При комитете «Свободная Германия». В красногорском лагере мы работали вместе с ней. И с Максом Эмендорфером, Клейном, Курце, Фиркантом. Рената, кстати, была феноменальной инструкторшей. Это она готовила к диверсиям Николая Кузнецова и инструктировала майора Бехлера… Который из штаба фельдмаршала Паулюса… А в детстве мы с ней постоянно играли в «Люксе». И с Кони Вольфом. Потом он очень мало что смог вставить в свой полуправдивый фильм «Мне было девятнадцать». Но приметы нашего детства я узнал. Еще встречался потом с Грегором Куреллой. А вообще с немногими. С большинством наших обошлись, как с Анархом Эйзенбергером. Ты читал воспоминания Анарха?

— К сожалению, они опубликованы не нами.

— А ты только ваши, что ли, читаешь? Ну и зря. У Анарха воспоминания шикарные. В начале войны его направили добровольцем, как он просил. Посадили в поезд с такими же московскими ребятами. Они считали, что отправляются на фронт. А отправились… Анарх выжил, мы встречались, он мне подарил книгу.

— «Если не выскажусь, задохнусь».

— Названия все-таки знаешь, да? А что внутри, то в высшей степени приблизительно? Стыдно тебе должно быть, Виктор. Анарх описал отбытие в июле сорок первого этих немцев-добровольцев. Как высадили их в Сибири валить лес. Причем и не кормили. И выжили очень немногие. Выжить, кстати, помогала люксовская закалка. Все мы были хулиганы и хотя не знали, что нам готовило будущее, но в детских играх неплохо к нему готовились. Одного парня, моего сверстника, даже повесили в чулане. Это вообще-то отличилась не наша компания, а сволочи с четвертого этажа. Играли в троцкистов-контрреволюционеров. И присудили парню смертную казнь.

— Вернули его к жизни?

— Нет-нет, вернуть к жизни не смогли…

— Ульрих, много я дикого слышал о тогдашней эпохе, но ты меня не перестаешь удивлять.

— Ага. Борьба в люксовских коридорах шла за выживание. Дети, варившиеся в этом соку, вырастали агрессивными и мрачными. Мы ведь даже на прогулки не ходили.