Книга Записки из Города Призраков, страница 35 – Кейт Эллисон

– Да… конкурс и ее репутация. И, Штерн… некоторые из этих деток действительно безумные. Ты сам рассказывал мне безумные истории о людях, когда они в стрессовой ситуации и их снедает честолюбие. Дети, которые намечают себе карьеру в искусстве, именно такие… во всяком случае, некоторые. Когда речь идет о наградах, престиже и прочем. Конкурсы сводят их с ума. Она, очевидно, ненавидела тебя и угрожала тебе, – напоминаю я ему, размахивая письмом в воздухе. – Ты бы не сказал об этом моей маме, если бы не воспринял угрозу серьезно, так? Если бы речь шла о детской шалости.

– Да, Лив… не сказал бы. – Голос у него мягкий и осипший. Стоит мне услышать этот голос, и я чувствую себя, как дома. – Итак… что же нам делать? – спрашивает он, потом смотрит на меня, и я вижу на мгновение, словно нам по пять лет и впереди много-много времени.

Я тщательно складываю листок.

– Мы ее найдем. – Голова болит, сердце стучит. – Сегодня. Сейчас.

И тут, глядя в лицо моему лучшему другу – на его мерцающий образ в этой пропахшей прошлым комнате, заполненной прежней жизнью мамы, нашими прежними жизнями, я на мгновение останавливаю время. Я разворачиваю его назад. Разворачиваю так далеко, чтобы у него вновь забилось сердце, кожа стала теплой и никто не находил причины стукнуть его по голове и сбросить в воду, чтобы там он и умер.

Да как кто-то думает, что есть что-то важнее жизни?

Эта мысль заставляет меня повернуться к нему, непроизвольно, и наклониться, и пробить это странное поле времени, и жизни, и смерти, и потянуться лицом к его лицу.

– Лив. Нет! – кричит он, словно старается меня остановить, словно ему больно. Я подаюсь назад, и наши взгляды встречаются на долю мгновения, и прежде, чем я успеваю пробормотать: «Штерн о боже я любила тебя все это время после твоей смерти», – пуф! Он уходит. Словно никогда здесь и не было.

И я догадываюсь, что это моя вина.

На секунду время развернулось, и он пришел ко мне. Он был моим.

Я приваливаюсь к закрытому кабинетному роялю, меня разбирает злость, желудок ноет, как и всякий раз, когда я теряю его, но где-то внутри пульсирует маленькое неугасимое пламя радости.

Я целую на прощание мамин кабинетный рояль, провожу рукой по закрытой крышке, словно укладываю его спать, и быстро пробегаю по коридорам склада под мерцающими лампами, спеша к своему автомобилю.

Я все еще не отошла от недавних ощущений: ноги Штерна обнимают мои, его руки, пальцы на моих пальцах, наше яростное музицирование, наши пальцы, скользящие по клавишам маминого рояля, словно этот фокус для вечеринки в узком кругу мы практиковали не один год.

Вдали собираются грозовые облака. Я включаю левый поворотник, чтобы выехать со стоянки, пытаюсь повернуть руль влево и осознаю: не могу. Что-то совсем не так: мой автомобиль стал ниже, опустился к земле, прямо-таки скребет днищем по дороге. Я сворачиваю, насколько у меня получается, к тротуару в конце улицы, перевожу ручку переключения скоростей на «парковку» и выхожу из автомобиля, когда начинают падать первые большие дождевые капли.

Моя покрышка – нет, все мои покрышки – сдутые. Я наклоняюсь, ищу проколы, осколки стекла, гвозди. Вижу ровный, длиной с дюйм разрез в боковине переднего левого колеса.

Из любопытства обхожу автомобиль и осматриваю остальные колеса: на всех такие же разрезы длиной в дюйм. Никакого стекла. Никаких маленьких острозубых зверьков. Такие же разрезы. Я отступаю на шаг, голова у меня идет кругом. Я понимаю: кто-то сделал это намеренно.

Шутка… глупая шутка. Вероятно, ничего больше.

Райна знала бы, что с этим делать. У Райны на все есть ответы, а если их нет, она знает, как поднять мне настроение.

Рингтон Райны прозвучал три раза, прежде чем она приняла вызов.

– Лив! Где тебя носит, девочка?

– Райн, – у меня перехватывает голос, когда я произношу ее имя. Мне недостает подруги. Мне недостает ощущения, что я нормальная. Я стараюсь не плакать, но, очевидно, она понимает: что-то не так.

– Лив… что с тобой? Ты в порядке?

– Можешь ты забрать меня, Райн? – выдыхаю я. Дождь молотит по крыше.

– Что? Что случилось? Где ты?

– В Либерти-Сити.

– В «Свинине и бобах»? [26] Слушай, что ты там делаешь одна? Разве ты не должна быть на ра-боте?

– Работу я опять прогуляла, – говорю я ей. Выдерживаю паузу. – Хотела проверить ниточку.

– Ниточку?

– Забери меня. Я вызову эвакуатор, как только закончу разговор с тобой. Я около И-Зет-стор-ит [27] на северной Шестьдесят второй.

Дожидаясь ее приезда, я рисую. Рисую деревья, согнутые дождем, рисую дома, похожие на коробки на другой стороне шоссе. Рисую провода, протянутые между фонарными столбами, и намокшее белье на провисших веревках. Рисование помогает скоротать время, поэтому меня не тяготит пребывание в автомобиле, ожидание, пока меня заберут.

Райна обнимает меня, как только я ныряю в «Тойоту-Универсал» ее матери. Ее мягкая футболка пахнет сигаретами. Этот притупленный запах смешивается с особенным запахом Райны – шалфей, и персик, и сандаловое дерево, – и у меня в горле вновь возникает комок.

– Мне недоставало тебя, – говорю я.

– И мне тоже, маленькая леди. – Она вздыхает и выруливает на шоссе. – Эвакуатор заберет твою бедную тачку?

– Да. В мастерскую рядом с моим домом. – Я пролистываю айпод Райны, избегая ее взгляда.

Она искоса поглядывает на меня.

– Ты такая худая: я могу пересчитать все твои ребра.

– Все у меня хорошо. В последнее время есть совершенно не хочется.

– Собралась в анорексички? Потому что, клянусь богом…

– Нет, не хочу я становиться анорексичкой, – прерываю ее я. – Я… просто о многом надо подумать. Это… действительно трудно объяснить.

– Слушай, а почему бы не попытаться, Лив? Я твоя лучшая подруга. Если ты не скажешь мне, что с тобой происходит, как, по-твоему, я смогу помочь?

– Ты не можешь помочь, Райна. – Я отворачиваюсь к окну. Потому-то я избегала ее. Знала, что это случится.

– Откуда ты знаешь? Ты не единственный человек в мире, которому пришлось столкнуться с чем-то плохим. – Она едет, глядя прямо перед собой, держась за руль обеими руками, и это так не похоже на Райн. Я понимаю, что она злится. – Ты меня отсекаешь.

– Ладно, хорошо! – взрываюсь я. – Моей маме на этой неделе должны вынести приговор, мой отец не хочет об этом говорить, и никто не может посоветовать мне, как ей помочь. – Внутри все начинает рваться, слезы подступают к глазам. – Она не должна быть в том месте. Она там умирает, Райна. И умрет, если я не вытащу ее оттуда. И… – Я прикусываю язык, и наблюдаю, как шоссе заползает под колеса длинной черной лентой.