Онлайн книга «Стилист для снежного человека»
|
Мне стало смешно. – Действуй, может, получится. – Я уверен в успехе, – воскликнул Пашка, – стопроцентно, главное – ты не лезь! Я хихикнула и поехала к Нине Алексеевне. – Рукопись привезла? – воскликнула старуха, увидав меня на пороге. – Нет. – Отправляйся назад. – Я не имею права давать вам на прочтение неопубликованную вещь. – Зачем тогда явилась? Я посмотрела на злое лицо Нины Алексеевны и приветливо улыбнулась. – Ради вас я нарушила одно правило, но через все остальные переступить не смею. Я могу сообщить сестре: произведение плохое, сырое, более того, клеветническое, если выпустишь его, будет огромный скандал. Наташа послушается, и книга никогда не увидит свет. Я долгие годы дружила с Милой, хорошо знаю вас и ее и поэтому пришла просто поговорить, память у меня великолепная, факты изложу почти дословно. Может, впустите меня в комнату, или в коридоре общаться станем? – Входи, – другим, более любезным голосом сказала Нина Алексеевна. По хорошо знакомой дороге я дошла до кухни-столовой и села на стул. Мать Милы устроилась напротив и, даже ради приличия не предложив гостье ни чаю, ни кофе, велела: – Говори. – Владлена Богоявленского знали? Поэта советских лет? – Тоже мне, Пушкин, – фыркнула старуха. – Так водили знакомство с Богоявленским? Он пишет, что Николай его бывший одноклассник и что сам Владлен в детстве буквально жил у Шнееров. – Ну верно, – нехотя подтвердила Нина Алексеевна. – Николай Израилевич был из очень интеллигентной семьи. Отец его, правда, погиб, когда сыну исполнилось то ли три, то ли четыре года, Израиля Шнеера уничтожили в немецком концлагере. Мать Николая, Сара Абрамовна Шнеер, была скрипачкой, ее сестра очень известным переводчиком, брат служил в каком-то НИИ, он имел докторское звание. Жили мы все вместе, в огромной квартире на Арбате. Потом старики умерли, мы с Колей и Милочкой остались втроем. В былые годы в доме у Шнееров собирались творческие люди, играли на фортепьяно и скрипке, поэты читали стихи, в общем, настоящий салон, душой которого была Сара Абрамовна. Она более никогда не вышла замуж, любовников не заводила, перечеркнула свою женскую жизнь жирной чертой и воспитывала Николая, постоянно говоря мальчику: – Живи так, чтобы бедный папа гордился тобой. И Коля очень старался, боясь разочаровать маму. С первого класса во всем был первый, получал одни пятерки, ходил в консерваторию на концерты, а в свободное время лазил по полкам библиотеки. Дед Николая, Исаак Шнеер, собрал колоссальное количество томов, из-за любимых книг он, когда немцы подобрались к Москве, отказался выезжать в эвакуацию. – Значит, судьба погибнуть тут, – отвечал Исаак своим знакомым, – в любимой квартире, на своем диване. Но каким-то чудом дом, в котором жило не одно поколение семьи Шнеер, уцелел. В него не попали ни снаряды, ни бомбы, а сам Исаак пережил войну в столице СССР. Вскоре в родное гнездо вернулись и все его дети, кроме отца Николая. Семья Шнееров была религиозной, о своих привычках они не распространялись, но обычаи соблюдали, правда, без фанатизма. Отмечали не только еврейские, но и советские праздники, Седьмого ноября и Первого мая в их квартире пахло пирожками точь-в-точь, как и у соседей. Сара была умна, она рассказывала сыну не только историю еврейского народа, но и русские сказки. А когда мальчику исполнилось семь лет, мать сказала: – Знаешь, в школе тебе лучше зваться Николаем, а не своим родным именем. – Почему, мамочка? – удивился малыш. – Ну, оно трудно произносимо, – спокойно пояснила Сара, – и потом, в СССР не все любят евреев. Ладно, ты уже взрослый и вполне можешь узнать о геноциде. Так, в семь лет Николай услышал о таких вещах, о которых многие в СССР даже и не задумывались. Но, повторюсь, Шнееры были очень умными людьми, поэтому Коля хорошо усвоил истину: антисемитизм интернационален, он присущ и русским, и немцам, и французам, и эфиопам. Но среди и русских, и немцев, и французов, и эфиопов больше нормальных людей, которые судят о человеке не по национальности. Сара Абрамовна имела много друзей с фамилиями Иванов, Петров, Сидоров и не стала спорить, когда единственный сын привел в дом невестку – Нину Никитину. Для Сары была важна не принадлежность к иудейской вере, а искренность любви девушки и Николая. Естественно, Сара не имела ничего против одноклассников Коли, в частности, Владлена Богоявленского, который почти каждый день прибегал на огонек. Владлена влекли книги, собранные Исааком, и то, что Богоявленский стал поэтом, в конечном итоге заслуга старика Шнеера, который дал мальчику в руки не только Пушкина и Лермонтова, но и Блока, Брюсова, Бальмонта, любовную лирику Маяковского и Есенина. – Значит, утверждение Владлена о близком общении с Николаем правда, – уточнила я. – Да, – кивнула Нина Алексеевна. – Тогда слушайте дальше, – воскликнула я и самозабвенно начала лгать. Чем больше абсолютного вранья выдавала я, тем сильней раскрывались у старухи глаза. – Какая наглая ложь, – заорала она в конце концов, – Николай никогда не был стукачом! – А Богоявленский утверждает иное! – Коля был не способен рассказать в КГБ про рукопись Владлена! – Поэт пишет обратное. – Он лжец! – Вполне вероятно. Но доказательств нет. – Николай Шнеер работал в НИИ! – Помните название учреждения? Нина Алексеевна заколебалась. – Увы. Институт философии, истории и литературы вроде. – Такого не было. – Ну… Коля скончался в восемьдесят шестом, память меня подводит. – Он умер достаточно молодым? – Да уж! – вздохнула Нина Алексеевна. – А что с ним случилось? – Ненужное любопытство! – Да, конечно, простите. Только Богоявленский утверждает, что Николай покончил с собой, якобы его совесть замучила! |