Книга Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз, страница 18 – Фредерик Дар

Он хватает её в охапку и скачет в открытом поле со своим ценным грузом. Малышка брыкается, лупит его руками и ногами. Наконец, очнувшись, Берю вновь обретает нормальное артериальное давление.

— Я так испугался! — пускает слюни он. — О, я так испугался, я так испугался. Так это же машина Пино?

— Ну да, — соглашается пацанка.

— Значит, они погибли, бедняги, — хнычет Опухший, для которого это просто день несчастий, со всей этой кровью…

— Да нет там ничего и никого, и потом это не кровь, а вино!

— Вино?

Девчонка пожимает плечами.

— Ну ты, ну ты прямо сдурел, дядюшка! Орёшь как целый зверинец! У тебя что, не удался отпуск?

Пока идёт выяснение между дядей и племянницей, я добираюсь до первого ряда зрителей.

Зрелище довольно унылое. Шикарный фургон Пино превратился в нечто бесформенное и напоминает скорее раздавленную римскую колесницу, чем дорожный пульман по той простой причине, что двадцатитонный грузовик въехал в него немного дальше, чем до середины.

Мадам Пино рыдает, опустив руки перед обломками, тогда как бедный Пинюш сидит на переднем бампере своей тачки, обхватив голову руками, и его осыпает бранью взбешенный водила, в два раза мощнее, чем Орсон Уэллс.

— Старый идиот! — ревёт водила. — Тебе только креслом на колёсиках управлять, да и то я сомневаюсь! Посмотрите на этого чудотворца, он затормозил прямо перед моим носом! У тебя совесть есть, несчастный? Если бы я не сдерживал себя, я бы вломил этому хмырю, чёрт меня подери!

— Не советую, приятель! — громыхает Внушительный. — Если ты не можешь удержать свою машину, то не надо в этом винить добрых людей, которым ты ломаешь имущество!

— Чего? — поворачивается махина.

— Именно, — уверяет Берю. — Я всё видел, я свидетель, — заявляет он с демоническим апломбом.

Он тычет мне в грудь.

— А этот месье, которого я не имею чести знать, тоже свидетель, не так ли, месье? Это твоя вина, приятель! От А до Ю.

Он поворачивается к растущей толпе и призывает её в свидетели.

— Вот от чего Франция гибнет! — дантонит [21] он. — Двадцатитонные железки дают жлобам, которые купили права по газетным объявлениям!

Он наклоняется к Пино и говорит, массируя ему лопатку (штыковую):

— Не бойтесь, уважаемый, я не имею чести вас знать (он сжимает рукой плечо Старого), ни вашу супругу, которая здесь присутствует, — продолжает Берю, подмигнув изо всех сил мадам Пинюш, — но я всё видел, и ваше дело левое, я хочу сказать правое! Что будет, если каждый хлыст [22] будет ломать фургоны людям, да еще орать на них как на несвежую рыбу!

Гнев — это пожар, который загорается у разных людей по-разному. В зависимости от характера, формы тела и интеллекта он вспыхивает сразу или же долго тлеет, прежде чем начаться.

Уличённый шоферюга относится к сангвиникам-тугодумам. Чёрные волосы вьются на его бычьем лбу. У него маленькие слоновьи глазки и прямые брови довоенного жандарма. Мысли долго блуждают в лабиринте его большой головы, прежде чем пробраться к мозгам. Поглощённый своей злобой, нацеленной на Пинюша, он завяз в ней на некоторое время. Ему надо выпустить парашютные тормоза, чтобы оценить качество происходящего. Этот громогласный свидетель, который обвиняет его столь бурно, сбивает его с толку вместо того, чтобы пробудить в нём ярость. Водила шарит глазами. Его органы выделяют бешенство раньше, чем мозжечок. Потоки желчи заливают его прежде, чем он успевает что-то понять. Соображалка пробуксовывает. Неверие парализует его больше, чем несправедливость. И злость начинает вскипать в его котелке. Она становится нитроглицерином. Став фиолетовым, почти чёрным, он напоминает баклажан.

Зрачки его расширяются. Губы выпячиваются. Он рычит некоторое время, как хороший сторожевой пёс, прежде, чем пролаять в лицо Берю:

— Хрен, а не свидетель! Ну ты, козёл!

Оскорбления Толстяка приливают ему на память [23] .

— Мои права по газетным объявлениям? Ты можешь получить в лоб, урод!

— Давай, сделай мне приятное! — зубоскалит Бугай.

— Они сейчас поцапаются! — хлопает в ладоши Мари-Мари. — Классно, я обожаю драки. Мама всегда говорила: «У твоего дядюшки Берю весь ум в кулаках».

В самом деле, драка начинается без задержки на радость публике, которая уже было обманулась в ожиданиях, поскольку никто не погиб и никто не был покалечен.

Водитель начинает с удара головой. Александр-Бенуа получает десять килограммов черепной коробки в дёсны и шлёпается на задницу. Он встряхивается. Тот входит в раж, подступает ближе, чтобы вломить ногой в портрет. Но Берю хватает дрыжку и прижимает к себе. Противник падает тоже. С диким сопением они катаются по шоссе, залитому вином. Борьба накаляется и краснеет. Удары сыпятся градом. Вот тебе! Флик-банг! Флок-чонг! Получи!

Они оказываются среди обломков фуры.

Обнаруживают там вспомогательные средства, чтобы придать остроты поединку, добавить зверства, разрушительности. Шофёр хватает кувшин с цветочным рисунком.

— Нет! Это память о моей покойной матери! — кричит мадам Пино, выйдя из оцепенения.

Она не успевает умолить о пощаде. Кувшин разбивается о тыкву Берюрье.

Мадам Пинюш переходит от мольбы к стенаниям. Теперь уже кровь льётся из Берюрье.

— Давай, дядюшка! — топает ногами Мари-Мари. — Не поддавайся этому засранцу! Всыпь ему хорошенько, здесь тётушка Берта!

В самом деле, слониха появляется вместе с господином Феликсом, прилипшим к её шортам, словно моллюск к кораблю. И Старик тоже подгребает с видом все более и более недовольным. Все эти технические неполадки начинают действовать ему на нервы. Видя, как складываются дела, он уже не испытывает уверенности в том, что посадка на «Мердалор» состоится.

Пронзительный голос девчонки подстегнул нашего Отважного, если только не известие о прибытии его супруги.

У Берю прилив сил. Он это доказывает. Как раз туалетный бак с отходами свешивается из помятого фургона. Словно орангутанг, Берю хватает его, поднимает высоко и опрокидывает на своего противника. Представляешь, головной убор! Содержимое стекает тому на рожу, на плечи. Весь «соус» вместе с химическим веществом, призванным к тому, чтобы нейтрализовать его. И ещё что-то не очень жидкое, какие-то нити, что-то пугающе липкое!

Горилла скачет на одном месте, издавая «уф-ф-ф, уф-ф-ф» замогильным голосом. Он задыхается! Тонет стоя.