
Онлайн книга «Не моя война»
— Ну, это не обязательная процедура, — мулла снисходительно улыбнулся. — А если мы откажемся? — Тогда я буду сомневаться в искренности ваших поступков, и сделаю все, чтобы ваша жизнь стала невыносимой! — Тогда иди сам проводи занятия с личным составом по огневой подготовке. Если бы не мы, так они бы в первом бою у тебя остались на поле с молитвой и сломанным оружием. — Мое оружие — слово. А вы подумайте! Крепко подумайте! — Хорошо, мы подумаем. А сейчас нам нужно отдыхать, наши раны еще не зажили. Они, кстати, тоже были нанесены во имя вашей великой войны. Так что можете считать нас мучениками, — Витька все-таки не удержался и съязвил. Мулла встал, с достоинством наклонил голову и вышел. Мы откинулись. — Интересно, а Модаев принял ислам? — Наверное. Так ему член обрезали? Теперь он не просто м…к, а будет м…к обрезанный! — А если снова поведут на расстрел? Что тогда делать будем? — Не знаю. Одно дело быть инструктором, а другое — веру поменять. — Я сам как-то не задумывался об этом, но очень не хочется ислам принимать. Есть же предел человеческому падению. — Интересная мысль! Надо будет спросить у Модаева при случае. Упал он морально до конца или нет? — Ладно. Спи! Мы прикорнули на час-полтора, и после обеда снова на лошаденке добрались до стрельбища. Стрелял личный состав по три пробных и по три зачетных выстрела. Мало кто поражал мишени. Многие злились, психовали. Все, кто не попал, ругали свои автоматы. Когда все по кругу закончили, мы построили их и начали говорить. — Вы поняли, как трудно, сложно стрелять? — Поняли, только не попадаем. — Какое расстояние до мишеней? — я обратился к бойцу, стоявшему передо мной. — Не знаю. Думаю, метров сто. — Теперь смотри на свой автомат. Прицельная планка установлена на что? — Ну, буква ћПЋ. — Что это обозначает? Кто знает? — Прицел постоянный, — крикнул кто-то из строя. — На каком расстоянии устанавливается этот прицел? — Не знаю. — Триста метров. Здесь сто. Поставьте на нужную отметку и попробуйте еще раз. Боец попробовал снова стрелять. Показатели улучшились. Потом вновь прогнали всю роту. Все стали стрелять гораздо лучше. Задачу усложнили. Поставили на расстоянии около пятидесяти метров еще несколько мишеней. И вот поодиночке, перебегая дорогу, надо было поразить тремя выстрелами группу ћпехотыЋ на расстоянии пятидесяти метров и одним патроном тех, что на ста метрах. Они долго бегали после каждого стрелявшего, смотрели — попал он или нет. Но дело спорилось. Многие начали уже понимать, что к чему, почувствовали вкус к стрельбе. Затем нужно было, стоя за углом спиной к мишени, быстро повернуться и произвести два выстрела по мишени, что была на расстоянии около ста метров. И началось! Были люди неврастеники, те терялись в сложной обстановке. Мы всех проинструктировали по мерам безопасности. Но один занервничал, и по команде ћОгоньЋ не развернулся и ранил другого ополченца. Пришлось проводить занятия по оказанию первой помощи при ранении. Оказалось, что ни у кого не было индивидуального медицинского пакета. Порвали куртку и белье раненого и перевязали. Ранение было тяжелым — в грудь. Неврастеник, бросив автомат на асфальт, плакал, его колотил озноб. Когда отправили раненого, командир роты подошел к стрелявшему и начал молча, ни слова ни говоря, бить его ногами, тот лежал на земле и лишь вздрагивал под ударами ротного. Потом ротный достал пистолет и выстрелил в лоб своему бойцу. Тело лежавшего выгнулось от выстрела, он лишь дернул ногами. Многих, — тех, кто стоял неподалеку, стало рвать. Кто опирался рукой на стену, кто на приклад автомата. Ротный что-то крикнул, и все быстро построились. Он что-то заорал, и человек шесть бросились, подняли тело убитого и рысцой понесли в сторону казарм. Никто ничего не говорил. Ротный начал что-то кричать, размахивая перед строем пистолетом, автомат держал за цевье в левой руке. Первая шеренга очень напряженно следила за движением его рук. Потом он спрятал пистолет в кобуру и повел личный состав в расположение своей роты. — 27- Лошади пока не было. Нам пришлось медленно, постоянно останавливаясь, идти вперед. Наша охрана тоже была потрясена бессмысленным убийством. Во время очередного отдыха по дороге к медпункту я спросил у охранников: — У вас так всегда, мужики, круто? Раз — и убили, кто провинился? — Нет, — хмуро ответил один. — Это что-то нашло на Низами. — Ничего себе ћнашлоЋ! Сначала избил человека до полусмерти, а затем пристрелил как собаку, а остальные просто стояли и молчали. Ребята — это сумасшествие. И ему это сойдет с рук? — Сойдет. Он уже убивал своих, когда они спали на посту. Ночью проверял караулы, часовой спал. Он подошел, окликнул его, он не ответил, тот достал пистолет и убил его. Зверь! — И никто не попытался его за это наказать, снять с роты, отстранить от командования или даже просто убить? — Нет. Его все боятся. — А как он воюет? — У нас командиры не воюют. — Не понял. Это как? — Командир находится сзади, в тылу роты, и по радиостанции командует. Но радиостанций на всех не хватает, а те, которые есть, часто ломаются, бегают посыльные и передают команды командиров. — Круто! Так можно посылать людей на смерть пачками, сам при этом не рискуешь! Абсолютно ничем не рискуешь. Только дырки на кителе крути для орденов, — если они что-то освободили, захватили. Сколько у него осталось людей после боевых действий, когда батальон попал под обстрел? — Это военная тайна! — Ну-ну. Из всей роты обстрелянных тех, кто мог как-то стрелять, было человек пять. Это все кто уцелел? — Это военная тайна! — голос охранника не был уверенным. Значит я прав. Потихоньку мы доковыляли до столовой. На плацу выступал мулла. Мы знали, что по мусульманским обычаям убитого должны были похоронить до заката солнца. Может это и правильно? А то лежит у нас тело покойного три дня. И так этот запах всем надоест. И что с этим покойным делать? Мусульманство появилось в жаркой стране. Там, если покойный полежит три дня, то такое будет! Странно, о чем он говорит? Вроде до вечерней молитвы еще далеко. — Мужики! О чем ваш поп разоряется? — Он говорит, что в смерти обоих бойцов виноваты вы. — Кто? — Витя не понял. — Вы виноваты. |