Онлайн книга «Компот из запретного плода»
|
Нинель схватила пузырек, накапала валокордин в пустую рюмку, опрокинула ее в рот и повторила: – Так и знала! – Сколько веревку ни вить, а концу быть, – пожала я плечами. – Мне нужны украденные драгоценности. Прямо сейчас звоните «поставщикам» и забирайте у них вещи. Нинель вздрогнула. – Это невозможно. – Почему? Не знаете телефон Кудо? – Кого? – Наглых воров, Мадлен и Вадима, вернее, Марины и Димы, или уж не знаю точно, какие имена вписаны в паспортах у негодяев. Короче говоря, тех, кто обокрал нас! – Кудо? – Да. – Не знакома с такими людьми… – Ага, колье нашли на улице, возле магазина, куда пришли купить кефир. Нинель выпрямилась. – Не смейте оскорблять меня! Проникли обманом в мой дом, прикинулись дурой! – Думаю, в противном случае вы бы не захотели со мной беседовать. – А я и сейчас не желаю говорить с вами. – Ладно, пойду в милицию. – Скатертью дорога! – Расскажу там правду про вас! – Да? Какую же? – Про колье! Нинель усмехнулась: – Интересно! – Вы торгуете краденым. – И где доказательства? – Вот ожерелье. – Оно у вас, а не у меня. – Правильно, забрала его у Евдокии. – А я тут при чем? – Вы дали его наивной вдове генерала. – Нет. – Как это? – Очень просто, нет. – Но Евдокия Семеновна сказала… – Бордюг выжила из ума, несет чушь. – Колье было у нее. – Правда? – Вы издеваетесь? – Упаси бог, просто трясете передо мной украшением и сообщаете, что оно ваше. – Верно. – Тогда при чем тут Дуся? – Колье дали ей вы! – И кто это видел? Где свидетели? Сказать можно что угодно! – нагло прищурилась окончательно взявшая себя в руки Нинель. – Если обратитесь в милицию, я заявлю легавым: первый раз вижу эту штуку. И что дальше? Слово «легавые» ударило по ушам, в моем мозгу моментально вспыхнул свет. Легавый – это сотрудник милиции, теперь людей в синей форме определенная часть населения, приблатненный слой, называет иначе – ментами, волками позорными. Легавыми оперативников и следователей окрестили в 60-е годы, потом наша лексика изменилась. Кстати, это относится не только к слову «легавый». В свое время в молодежной компании звучало: «чувак», «чувиха», «предки», «фарцовщик», «хрусты» – теперь же, имея в виду парня, девушку, родителей, спекулянта и деньги, произнесут иное: «перец», «герла», «шнурки», «бабло», а спекулянт превратился в коммерсанта. Испарилось и словечко «клевый», уж и не знаю почему, но Машкины сверстники говорят «шоколадный». И еще одно, в начале 90-х стало модно подчеркивать свою связь с криминальным миром, люди начали делать татуировки и щеголять знаниями блатной фени, лексикона у́рок. Кстати, слово «урки», то есть криминальные личности, тоже увязло в толще дней, сегодня в ходу – «братки». Но не в этом суть, главное иное: в наши дни вполне интеллигентный человек, допустим актер, пересыпает речь словами «чалиться», «грев», «шконки» [9]. Это не вызывает удивления, ну, может, кто и поморщится слегка, да и только. А во времена моего детства говорить «легавый» было крайне стыдно, люди могли подумать, что у тебя в семье есть родственник, который не в ладах с законом, а подобные связи скрывали. Нинель же легко, очень привычно обронила «легавый», и я решила идти ва-банк. – Ладно, согласна, свидетелей нет, но мой ближайший друг полковник Александр Михайлович Дегтярев приватно займется вами, откроет архив, обнаружит некие сведения о Нинель Митрофановне, якобы честной вдове. Ну-ка, сколько раз вы сидели и за что? Нинель широко распахнула глаза, я уперлась ладонями в стол. Сейчас вдова генерала заорет: «Нахалка, пошла вон», – а я встану и перекричу мерзкую бабу! Посмотрим, кто кого! Но Нинель неожиданно прошептала: – Скорей дай лекарство, там, в столе, в ящике, стеклянная трубочка. Лицо дамы приобрело землистый оттенок, глаза словно ввалились; испугавшись, я в два прыжка оказалась около стола, вытащила упаковку нитроглицерина, сунула старушке в рот белую крупинку и сказала: – Успокойтесь, давайте договоримся. Вам плохо? Может, врача позвать? – Нет, – прошелестела Нинель. – Вы уверены? – Да, сейчас отпустит. Как зовут вашего полковника? – Дегтярев Александр Михайлович! – Он жив? – Ну, в принципе, да, – растерялась я, – вполне хорошо себя чувствует. – Не может быть. – Почему? – Мне уже много лет! – Вы прекрасно выглядите, – не к месту проявила я светское воспитание. – Александр был старше, намного, ему сейчас за сто! – Да нет, Александр Михайлович вполне бодр, – улыбнулась я и собралась продолжить фразу, сказать, что Дегтяреву еще не так много лет. Внезапно Нинель Митрофановна заплакала, жалобно, безнадежно, отчаянно, заскулила, словно щенок, которого выбросили на мороз жестокие люди. Я обняла вдову за плечи. – Тише, тише, успокойтесь. – Он жив! Невероятно! Столько лет прошло! – Нет, нет, наверное, ошибка, мой Дегтярев еще не на пенсии! Просто однофамильцы, – решила я успокоить старуху. – Господи! – Не плачьте. Внезапно Нинель оттолкнула меня. – Врешь! Я отшатнулась. – Дегтярев-то здоровехонек, он не умер, как всегда, выкрутился, выполз намыленным ужом! Вот оно как! Он его сын! |