Онлайн книга «Я был на этой войне»
|
— Какой пособник? — Обыкновенный, в тридцать седьмом приписали бы тебе диверсию и к стенке по законам военного времени. И пломбу свинцовую в затылок, — я коснулся пальцем его затылка, куда обычно стреляли при расстреле. Тот дернулся. — Шутки, Вячеслав Николаевич, дурацкие. Я закурил. Юрка и Пашка последовали моему примеру. — Значит, так, Паша, — начал я, — пока нас не будет… — А куда вы денетесь? — перебил меня Павел. — В подвале будем сидеть, — огрызнулся я. — Не перебивай старших. С войсками, скорее всего, пойдем. Ты, сукин сын, отвечаешь головой за машину. И за все, что в ней находится. Если что, то… — я остановил жестом Пашку, который пытался меня перебить, — если что, то передашь вещи семьям. Ты понял? А за машину голову сниму и скажу, что так было. Ты все понял? — Да понял, понял. Вы мне уже это в сотый раз говорите. У вас-то и вещей, кроме грязных носков, ничего и нет. — Вот ты их и постираешь. — Еще чего, — Пашка фыркнул. — Постираешь, постираешь, будешь нас вспоминать и, обливаясь слезами, постираешь. — Если и буду обливаться слезами, то только потому, что вонь от ваших носков будет глаза есть. — Паша, — вмешался Юра, — у нас уже своеобразный ритуал: когда предстоит серьезное дело, то мы тебе наказываем, что сделать с нашим вонючим бельем. Но так как тебе с ним неохота возиться, то ты усиленно молишься за нас, и Бог, услышав твои молитвы, охраняет нас, тем самым спасая тебя от неблагодарной работы — стирать наши носки. Кстати, а ты не забыл, как пахнут наши носки? — Вот еще! Я когда «молодым» был, дембелям носки не стирал, а вам и подавно не буду, — Пашка уже буквально кипел. Его злость нас раззадоривала. — Паша, ты же знаешь, что когда человек умирает, то последняя воля — закон. Слышал? — Ну? — Так вот, — голос мой стал торжественный, — наша последняя воля с Юрием Николаевичем, что когда помрем, чтобы ты постирал наши носки, погладил их и передал семье. По паре от каждого можешь оставить себе. На память. Можешь повесить на ковер над кроватью. — Так вы еще не помираете. — А вдруг… — Ничего я не буду вам стирать! — Пашка стал угрюмым и насупился. — Ладно, Паша, мы пошутили. Не обижайся. Лучше разлей остатки, — сказал Юра. Пашка повиновался и аккуратно разлил оставшуюся водку по всем трем стаканам. Все долго ждали, пока он не перестанет капать последние капли в свой стакан. Все про себя считали. — Двадцать две, — сказал Юра, нарушив тишину. — Я слышал, что можно из любой бутылки тридцать три капли выжать, — вмешался я. Взяли нашу пластмассовую тару. — Что день грядущий нам готовит? — спросил Юра, обращаясь к нам. — Хрен его знает, — ответил за всех Пашка. — Пусть будет то, что должно произойти. И давайте выпьем за это. За Судьбу и за Его Величество Случай! — сказал я. — Правильно! — поддержал меня Юра. — За Судьбу и Случай. Потом тихо добавил, как бы про себя, но мы отчетливо слышали: — К смерти надо быть готовым. Да минует меня чаша сия, — и выпил. — Это ты правильно сказал, Юра, что к смерти надо быть готовым. Чтобы она тебя не застала врасплох. Дела надо завершать и долгов больших не делать, а то семье придется за твою опрометчивость расплачиваться. Да минует меня чаша сия, — повторил я слова из Евангелия и тоже выпил. Пашка тоже выпил. Закусили молча. Подчистили то, что лежало на тарелках и в банках. Снова закурили, но уже сытые, довольные. Предстоящий день уже не рисовался таким мрачным. — Про какую вы чашу говорили? — спросил, с наслаждением затягиваясь, Пашка. — Это, Павел, сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к своему Богу-Отцу. Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякий случай и просил папашу, чтобы тот не делал этого, — пояснил я. — Когда будет время, Пашка, почитай Евангелие. Очень занимательная и поучительная книга. Очень много полезного там обнаружишь. — А, книги… — протянул Пашка. Сразу стало ясно, что Пашка не является любителем чтения. — Читай, Паша, читай. В книгах сосредоточена вековая мудрость поколений. На одном своем опыте не проживешь. И как ты будешь своего ребенка воспитывать? Какие примеры будешь приводить из жизни? Из чьей жизни? Из своей? Так кроме как пьянки, ты ничего не видел. Вот и будешь рассказывать, как нужно пить. Или как ты в эшелоне караул напоил? — Юрку явно тянуло пофилософствовать. — Не компостируй, Юра, парню мозги, — я вмешался. — По крайней мере, ему не грозит шизофрения. — Это почему же? — Когда был курсантом, была у меня подружка из медицинского. Так вот она рассказывала: им на курсе по психиатрии говорили, что если человек не читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому что, читая книгу, человек сопереживает героям и пропускает все через себя. Тем самым на его личность накладывается отпечаток личности книжного героя, и происходит смещение личности читателя. Что-то еще. Но это было так пересыпано медицинскими терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это. — М-да, ты прав. Пашке шизофрения не грозит. А вот белая горячка — точно! — вынес резюме Юра. — Если в наше отсутствие будут раздавать гуманитарную помощь, то подойдешь к замполиту бригады подполковнику Казарцеву, скажешь, что от нас. Заберешь у него на себя и нас помощь. Если ты, гад, выпьешь наше пиво, то вешайся. Размеры одежды и обуви знаешь. На всякий случай запишем. И самое главное, он должен дать побольше сигарет. Если забудет, то напомнишь, что он-де обещал сигареты. Понял? — Понял. А много сигарет будет? — Не знаю. Но надеемся, что много. Не бойся — поделимся. Мы когда-нибудь тебя обходили? — Нет. Не было. Это другие штабные офицеры прячут свое добро, а вы — нет. — Вот видишь. Мы думаем, как тебя накормить, напоить, накурить. А ты, засранец, носки постирать нам не хочешь! — опять начал гнуть свое Юрка. — Не буду я стирать вам носки! — взорвался Пашка. — Не ори на офицеров, а то можно и в глаз схлопотать, — сказал Юрка. — Мы пойдем отольем, а ты пока прибери и подумай насчет носков. Кунг проветри, а то спать невозможно. Хоть топор вешай. — Не буду я носки стирать! — уже сквозь зубы тихо и упрямо процедил Пашка. — Ты что его заводишь? — спросил я, закуривая и пристраиваясь рядом с Юркой, когда отошли от машины. — Скучно, — просто ответил Юра. — Такое впечатление, что тебя что-то гложет. — Ничего не гложет, просто весь вечер голову ломал над твоими дурацкими вопросами. Что такое Родина? |