Онлайн книга «Исповедь черного человека»
|
— Нужен двигатель, — возразил Радий. — Чтобы обеспечить предварительное торможение в безвоздушном пространстве перед входом в атмосферу. — Принято, — в стиле аукциониста хлопнул ладонью по столу Константин Петрович. — И теплозащита принимается, и тормозной двигатель. — Понадобится также парашютная система для мягкой посадки, — добавил Радий. — Разумеется. Но вернемся к вопросу о входе капсулы в плотные слои атмосферы. До какой температуры она будет раскаляться? Как будем отводить от нее тепло? Как защитить от жара человека? Какой должна быть форма спускаемого аппарата? Ну и вопросики! Владик беспомощно глянул на друга и на КаПэ: — Так сразу не скажешь. Надо считать. — Вот именно, — развел руками руководитель. — Но — по первым прикидкам? — Космолет должен быть плоским, как тарелочка, — предложил Владислав. — Или как камень-голыш. Чтобы — как блинчики на пляже печешь — отскакивал от атмосферы, а потом снова входил в нее. — Блестящая идея. Пока, правда, непонятно, сможем ли мы просчитать траекторию в момент посадки, но идею вашу надо записать. А что вы, юные гении, скажете по поводу шара? — Изделие будет неустойчивым, — усомнился Владик, — станет кувыркаться во время спуска. — Неустойчивым? — азартно переспросил КаПэ. — А ну, пойдемте. Он стремительно вылетел из своего закутка и быстрой походкой понесся через комнату, полную кульманов, сотрудников и столов, в сторону лестницы. Рядом с площадкой третьего этажа помещался стол для настольного тенниса — там постоянно кипели сражения, Владик с Радием иногда в обед резались. Сейчас проектанты тоже бились двое на двое, однако КаПэ не обратил на них никакого внимания. Попросил запасной целлулоидный шарик, вынул из кармана пластилин и налепил на спортивный снаряд небольшую нашлепку. Пояснил: — Таким образом мы смещаем центр тяжести изделия. — И скомандовал Радию: — Ты иди на площадку второго этажа. — А Владику: — А ты на первый. Когда друзья заняли свои места, Константин Петрович бросил в пролет утяжеленный шарик. Радий восторженно крикнул со второго этажа: — Летит не кувыркаясь! Владик на первом закивал, мол, подтверждаю, и поднял вверх большой палец. Потом они втроем вернулись в закуток Феофанова и продолжили обсуждение будущего космолета — космического корабля, углубляясь в тему все сильнее. Увлеклись настолько, что, когда окончательно вышли от КаПэ, Владик поразился: вроде бы начинали, когда за огромными окнами КБ сияло вечернее неспешное солнце, а теперь на улице тьма-тьмущая. Глянул на часы: три часа пронеслось, а он и не заметил! А перед уходом КаПэ сказал: — Теперь вы быстренько просмотрите мои записи и запомните как можно больше. Эти ваши же, по сути, идеи понадобятся вам при подготовке курсовика — а потом и диплома. Хотя тут вопросов затронуто столько, что на три диссертации хватит. Вам — на кандидатские, а мне — на докторскую, дай бог всем нам со временем защититься. — А зачем запоминать? — Вы ж понимаете, что режимщики никогда не дадут вынести записи с объекта, а сдавать их в спецчасть слишком много мороки. Поэтому — тренируйте память. Когда они по очереди просмотрели записки, он отобрал у них листочки, скомкал, бросил в объемную пепельницу и поднес спичку: — Не будем расстраивать наш первый отдел [3] . Записки бодро занялись. Глава шестая
Галя Июнь 1958 года — Расскажи, подруга, что у тебя с ним? К следующему лету осенняя ссора между Жанной и Галей оказалась почти забыта. Но все равно мутноватый осадок оставался, и прежняя доверительность между ними так и не восстановилась. А когда они сдали первый летний экзамен, Жанна, до сих пор чувствовавшая легкую вину перед подругой, купила тортик и бутылку сладкого вина «Черные глаза». Предложила посидеть дома вдвоем. Галя с той злосчастной осенней ночи в дачном поселке спиртных напитков так ни разу и не пила. Даже в Новый год шампанского не пригубила. Подружка начала ее уговаривать: — Не бойся ты уже! Выпей. Никого мы сюда не пустим. И если что, я тебя в обиду не дам. И все-таки уговорила. Галя сделала несколько глотков, в голове блаженно зашумело, и внутри будто кто-то отпустил невидимые вожжи — так стало хорошо и покойно! — Слушай, — чуть заплетающимся языком проговорила она, — может, я алкоголик? Что ж мне от вина так хорошо делается? — Ага, — усмехнулась подруга, — ты алкоголик, который ничего не пьет. И тут, воспользовавшись редкой расслабленностью подруги, Жанна задала сакраментальный вопрос об отношениях с Владиком. Ведь Галя молчала, как партизан, и за прошедшие три месяца знакомства даже имени своего ухажера в разговоре с подругой не упоминала. — Нет, лучше первая ты скажи, Жанка. Что у тебя-то с Радием? За период начиная с марта, что длились их отношения, Жанна о них рассказывала охотно — однако поверхностно, не глубоко, не до донышка: «Ходили в кино… Целовались… Он мне подарил букет…» А сейчас вздохнула: — Чувствую я — не мой он. Как моя бабушка говорила: герой не моего романа. Ты скажешь: заелась, всем парень хорош. Я то же самое себе говорю. А сердце шепчет: не то. — А он тебя замуж звал? — Слава богу, нет, — беспечно откликнулась Жанна. — А вообще о вашем будущем говорил? Как он себе его представляет? Вместе с тобой — или порознь? — Да уж, наверно, вместе. Хотя ты права, он мне ничего по этому поводу не заявлял. — Смотри, оставит тебя этот лучший на бобах, да еще, не дай бог, с ребеночком! — Ох, Галка, ты лучше, чем агитацию проводить, сказала бы, как у тебя самой на личном фронте? С этим Владиком? — Ты знаешь, мне кажется, он меня любит, — с серьезной печалью молвила Галя. — Ну, удивила! Это с первого взгляда на вас двоих видно, что любит. А ты его? — А что тут скажешь? Он хороший, добрый, сильный, умный… Только — знаешь? Я к нему ну ничегошеньки не чувствую. Как будто бы он стол. Или шкаф. — Шкаф не будет тебя в Большой театр приглашать. И конфетами «Мишка» кормить. — Да я понимаю все, понимаю. Но что ж я с собой-то поделаю! — Ох, Галечка! Насколько ж это лучше, когда тебя любят, а не ты. — Ну, и что же, Жанка, мне теперь делать? — Как — что? Тебе что — противно, когда он тебе букеты дарит? В театр приглашает? Стихи читает? |