Книга Врата Атлантиды, страница 50 – Олег Маркеев, Андрей Николаев

Корсаков удовлетворенно кивнул. Вениамин скупо усмехнулся и жестом пригласил следовать за ним.

Они вышли с другой стороны кузни. Здесь, в саду, довольно сильно заросшем травой и кустами смородины и крыжовника, стояла увитая хмелем беседка. В беседке пыхал самовар, увенчанный заварным чайником, на столе стояли чашки, сахарница, лежали в плетеной корзинке баранки и пряники.

— Угощение в русском стиле, — сказал Корсаков.

— Чай, кофе? — спросил, присаживаясь на широкую скамью, Гладышев.

— Конечно, чай. Кофе из самовара — это дурной вкус.

Вениамин удовлетворенно хмыкнул и поставил перед гостем чашку с блюдцем.

Чай был крепким и вкусным, со смородиновым листом и, возможно, мелиссой. Корсаков с наслаждением выпил чашку, налил вторую. Вениамин не спеша прихлебывал из блюдца, вприкуску с кусковым сахаром. Пододвинув Корсакову корзинку с баранками, сам взял одну, без видимого усилия раскрошил ее в кулаке и захрустел, перемалывая крепкими зубами.

— Гой, ты Русь моя родная… — пробормотал Корсаков, вытирая выступивший на лбу пот.

Легкий ветерок шевелил листья яблонь, жужжали пчелы, потрескивали угли в самоваре.

Допив чай, Игорь откинулся на скамейке, закурил. Гладышев, с неодобрением покосившись на сигарету, налил себе еще чашку.

— А ты, Веня, неплохо устроился, — сказал Корсаков. — Свой дом, тут же рабочее место. Видать, неплохо современные кузнецы зарабатывают.

Вениамин едва заметно пожал плечом, сломал в кулаке еще одну баранку.

— А кто это к телефону подходил? — спросил Корсаков. — Секретарша или жена? Очень, понимаешь, оберегает она тебя от посетителей.

— Угу.

— А там кто? — Корсаков обернулся к кузне. — Ученики или подмастерья? Детей-то завел или не торопишься пока?

— Угу.

— Веня, — с чувством сказал Корсаков, — ты рискуешь потерять самое ценное приобретение человечества за всю историю цивилизации — членораздельную речь.

— Угу.

— Сколько мы не виделись? Лет семь, восемь? А ты сидишь, как пенек с глазами, и баранки трескаешь.

— Ну… я думал, ты спросить чего хочешь, — буркнул Вениамин.

— Ты не рад, что ли, моему приезду? От работы тебя оторвал? Ну, извини! — Корсаков развел руками.

— Да рад я, рад. Ты же знаешь: не любитель я языком чесать. Бери вот баранки, пряники. Пить я с утра не буду — работать еще, да и не большой я любитель выпивки.

— Молодец, — одобрил Корсаков. — Тогда давай о деле. Я там кое-что привез, хотел бы тебе показать.

— Тащи сюда.

Корсаков через кузню вернулся к машине, вынул из багажника сверток. Парнишка все так же смотрел в окошко из огнеупорного стекла. Отсветы пламени играли на его серьезном лице. Два молотобойца выволокли из печи раскаленную заготовку и, бросив ее на наковальню, принялись отбивать, чередуя удары большого молота и двойные удары молотка. На Корсакова они не обратили никакого внимания.

Вениамин освободил стол, переставив посуду и корзинку на скамью. Корсаков положил сверток, развернул его и присел напротив Гладышева, наблюдая за его реакцией.

Вениамин отставил чашку, степенно вытер усы платком и наклонился вперед, рассматривая клинки. Брови его поползли вперед, нависая над глазами. Коротко глянув на Игоря, он осторожно взял обеими руками меч и поднес к глазам. Большим пальцем проверил остроту лезвия, щелкнул ногтем по клинку, склонив голову, прислушался. Цокнув языком, приподнял бровь, снова быстро посмотрел на Игоря, затем, отложив меч, взял в руку обломок «карабелы». Внимательно осмотрев клинок на изломе, отложил его и откинулся на спинку скамьи.

— Спрашивать, откуда они у тебя, наверное, не стоит, — сказал он.

— Я могу что-нибудь придумать, но оно тебе надо?

— Не надо, — согласился Вениамин. — Что ты хотел узнать?

— Прежде всего: можно ли починить саблю?

— Вряд ли. Конечно, я могу сварить обломки, но место шва скрыть не удастся. Вид будет не тот. Если она дорога, как память, то сойдет, но серьезный коллекционер такое оружие не оценит. Можно переварить и отковать новый клинок из металла старого, но качества того уже не будет.

— А если заменить клинок?

— Можно. Я могу провести анализ металла, приблизительно, подобрать сталь, сходную с той, из которой клинок сделан. Форма и свойства будут идентичны или почти идентичны. Хотя, конечно, ценность этого оружия именно в целостности его. Никогда не видел столь качественно сохранившегося оружия, если, конечно, это не новодел.

— Это оригинал, — сказал Корсаков. — Так, во всяком случае, меня уверяли.

— После анализа я смогу сказать точно. Если судить по внешнему виду, по структуре металла на изломе, я бы датировал этот клинок началом — серединой семнадцатого века. Ты хоть представляешь его стоимость?

— Весьма смутно, — признался Корсаков.

— Вот то-то и оно. Здесь не одной тысячей долларов пахнет.

— Мы можем сделать так: я оставлю саблю у тебя и спрошу хозяина, что он предпочтет. А что по поводу меча?

Гладышев снова взял меч в руки, прищурившись, полюбовался лезвием и кивнул Корсакову, приглашая следовать за собой.

Они прошли к кузне. Из кучи валявшихся на земле арматурин Гладышев выбрал одну, около полутора метров длиной, вертикально воткнул ее в землю. Отступив на шаг, он примерился, сузив глаза, поднял меч и, с резким выдохом, рубанул наискось. С тонким звоном срубленный кусок скользнул вниз и воткнулся в землю. Вениамин внимательно осмотрел лезвие меча, прищелкнул языком, затем вытащил арматурину из земли и показал Корсакову срез.

— Я не сумею не то, что сварить подобный металл, — даже отдаленно не представляю, как это возможно. Про заточку лезвия я просто промолчу.

— А знаки на клинке?

— Совершенно незнакомый язык. Причем, — Гладышев всмотрелся в сталь, — это не набивка и не инкрустация. Узоры обычно получаются путем набивки штампом-штемпелем определенного узора на заготовку. Еще есть так называемый «дикий дамаск», который образуется в результате случайного перемешивания слоев металла при ручной ковке. Можно соединить эти методы. Существует также дамаск, называемый «харалужным» или «турецким». Это когда клинок отковывается из туго скрученных прутков неоднородного металла, — сев на любимого конька, Вениамин утратил обычную неразговорчивость. — В древности у кузнецов было много семейных секретов. Тайны хранили и передавали из поколения в поколения. Некоторые дошли до нас, как, например, закалка клинков в соке незабудки, другие явно превратились в легенду. Вроде той, что арабские кузнецы охлаждали сталь только в теле нубийских рабов строго определенного возраста. Все, что я могу, это весьма приблизительно определить возраст этого оружия. Если тебе необходимо, можно провести лабораторный анализ стали, но это все, чем могу помочь. Одно скажу точно: по качеству работа превосходит все, что я когда либо видел.