Книга Тотальная война, страница 37 – Олег Маркеев

— Как видите, все по правилам. Сейф, несгораемый ящик с замком, — пояснил он, набирая шифр на замке коробки. — Вот и ствол. Магазин, заметьте, отдельно.

— Вижу, вижу — солидно протянул Дыбенко. Кургузыми пальцами подцепил пистолет, покачал на ладони. — Красивый, черт, — с завистью вздохнул он, неожиданно просветлев лицом.

Максимов сразу же проникся симпатией к этому мужику, затурканному борьбой с преступностью. Давно пришел к выводу, что если мужчина не скрывает своего восхищения при виде стройной женской фигурки и хищной красоты оружия, за его психическое здоровье можно не беспокоиться. С таким можно смело идти в разведку, выезжать на рыбалку, на худой конец — просто выпить водки. А если тупит глазки или напускает на себя скучающий вид, таких рядом с собой лучше не держать. Подведут или продадут в трудную минуту.

— «Вальтер П99», калибр 9 миллиметров, двухрядный магазин на шестнадцать патронов, вес — семьсот граммов. — Максимов перечислял тактико-технические характеристики оружия, зная, что от этих магических слов тихо млеет капитанское сердце. — При стрельбе на короткой дистанции кучность — двадцать пять миллиметров. То есть все пули ложатся в десятикопеечную монету.

— Пластмассовый, что ли? — капитан погладил корпус пистолета.

— Рамка из полимера, армированного стекловолокном. Дизайн, кстати, разработал знаменитый Чезаре Морини, — пояснил Максимов.

— Дорогой, наверное. — Дыбенко не мог оторвать взгляда от идеального инструмента смерти. Ничего лишнего, только мощь и сдержанная агрессивность линий.

— Рыночная цена — восемьсот долларов. Плюс доставка, оформление и прочее.

В капитане сразу же проснулись крестьянские корни. Таких трат на игрушку он одобрить не мог, есть сотня куда более дешевых способов отправить человека на тот свет. Пивная бутылка, например. Двадцать копеек — и стопроцентный труп. Он сделал строгое лицо, зачем-то понюхал ствол.

— Лицензия на оружие имеется?

— Конечно. — Максимов протянул ему запаянный в пластик документ.

Неожиданно подал голос «майор»:

— Скажите, Максимов, а зачем вам оружие? Как я посмотрю, брать у вас особенно нечего.

Он круговым движением руки обвел комнату. Стеллаж с книгами во всю стену, два кресла, низкий столик из темно-зеленого стекла и телевизор на полу. Кроме книг, интерес представляли две картины маслом и полдюжины акварелей, но глаз знатока сразу же определил бы, что относятся они к работам современных «нераскрученных» авторов. Лет через двадцать, может быть, и войдут в цену, а сейчас — прихоть хозяина и память о знакомстве.

«Так, кое в чем мы разбираемся», — отметил Максимов.

— А я сам для себя ценность, — сказал он.

— Аргумент, — согласился «майор». — Оружие предполагает врожденную жестокость, вы согласны?

— Только жестокость может положить конец человеческому насилию. Так сказал Жан Жэне, — пояснил Максимов для участкового.

Капитан Дыбенко из изречений великих знал только: «Мы придем к победе коммунистического труда» — и поэтому насупился.

— Кстати, Степан Никифорович, у меня к вам вопрос. Если хотите, сразу заявление. — Максимов кивнул на окно. — Во дворе ходит пьянь дядя Коля — личность вам наверняка известная.

— Ну. — Участковый напрягся.

— Бог бы с ним, если бы шатался сам по себе. Так он, дегенерат, добермана без поводка и намордника выгуливает.

— Ну. — Капитан покосился на пистолет в руке Максимова.

— Я ему вчера вынес последнее китайское предупреждение. В следующий раз будет необходимая самооборона. — Максимов многозначительно поиграл пистолетом. — Только, боюсь, Коля меня не до конца понял. Может, вы посодействуете? Прошу как простой гражданин, а не как помощник депутата Думы.

Капитан почему-то бросил взгляд на «майора», развалившегося в кресле, потом уставился на Максимова. Соображал медленно, но верно.

— К-хм. Разберемся. — Протянул Максимову документы на оружие. — Так, бумаги в порядке. Храните оружие согласно правилам. А с остальным… Разберемся. — Он немного замялся, словно вспоминая вылетевший из головы текст. — Тут, вот, товарищ с Петровки… Поговорить с вами ему надо. А я, значит, пойду

— Идите, капитан, — разрешил «майор». — Мы с Максимом Владимировичем еще немного побеседуем. Вы на работу не опоздаете, Максимов?

— Нет, у меня сегодня свободный день.

— Завидую, — вздохнул «майор».

— Напрасно. Я провожу Степана Никифоровича, а вы пока подумайте, почему финансирование науки отменили вместе с шестой статьей конституции? [23]

Участковый покинул сцену с явным облегчением. На пороге он хотел что-то сказать Максимову, но ограничился многозначительным покрякиванием.

«Майора» Максимов застал разглядывающим корешки книг. Осмотрел узкоплечую фигуру с характерной сутулостью кабинетного работника, плешь на макушке и заведенные за спину руки с удлиненными узловатыми пальцами. Пришел к выводу, что если «майор» и склонен к насилию, то в его моральном варианте.

— Ну как, ответили на мой вопрос?

«Майор» оглянулся.

— Да, причем легко. Вся наука как отрасль была партийной. Даже такие абстракции, далекие от идеологии, как ядерная физика и высшая математика, так или иначе работали на оборону, значит, обслуживали государство. Наука ищет истину, а монополия на истину принадлежала партии. Как только это фундаментальное положение поставили под вопрос, прекратилось финансирование. Согласитесь, глупо финансировать то, что не контролируешь?

— Браво. Для опера с Петровки неплохо.

Намек был достаточно прозрачным, но, как выяснилось, «майор» умел контролировать лицо. Вытянутое книзу, со скошенным подбородком и впалыми щеками, оно не выразило ничего, кроме безысходности, появляющейся у человека, с раннего утра занимающегося бессмысленной рутиной.

Максимов встал рядом, бросил в сейф коробку с пистолетом, захлопнул дверцу, провернул колесико шифратора.

«Смени код, когда он уйдет», — приказал он себе.

— А это, наверное, самая ценная вещь. — Майор взял с полки китайский веер. С треском раскрыл, обмахнул себя. На фиолетовом шелке плясали два журавля.

— Просто старая.

— Редкая, — уточнил «майор», разглядывая инкрустацию на полированной ручке. — Эпоха династии Цинн, [24] я прав?