Книга Дигитал, страница 17 – Олег Маркеев

— Пятерых сюда, на нары. А остальных — вон!! — послал ему вслед капитан.

Тяжело отдуваясь, присел на угол столика в ногах у Алексея.

Алексей уже достаточно пришел в себя, чтобы сориентироваться и понять, что лежит в левом крыле отделения, на скамейке в тупичке. В изголовье «обезьянник», в ногах — туалет. Вправо по отвилке — кабинеты оперов.

— Урод какой-то на Молодежной на рельсы упал. Сейчас позвонили, приказали очистить метрополитен от психов и алкашни, — пояснил он.

Алексей ощутил мощный позыв встать. Знал, через минут десять стараниями брошенных на аврал сержантов закуток забьют под завязку личности в разной степени упитости и запаршивленности. Но тело, разбитое странной вялостью, принять вертикальное положение отказалось.

Капитан участливо наблюдал за вялыми трепыханиями Алексея. Когда тот, окончательно обессилев, откинул голову, понизив голос спросил:

— Колесников, скажи честно, ты не того?

Леша, скосив глаза, увидел, что капитан тычет оттопыренным большим пальцем себе в вену.

— Иди ты на фиг, Дим Димыч! — что было сил возмутился Алексей. — Солнечный удар чистой воды. И не выспался ни черта.

— Ну, и слава богу. А то знаешь, как бывает. Хочешь как лучше, а ненароком подставишь человека. Что ты на меня уставился? Запаха же от тебя нет. Вот я и подумал…

— Что не все грибы одинаково вставляют?

— Чего-чего?

— Проехали!

— Ладно. — Капитан азартно поскреб себя за ухом. — Леха, а правда, ты лично этого гада взял? Ну, кто малолетку удушил.

— Было дело.

— И не прибил его на месте?

— Да как-то не сложилось. Просто дал в рог, он с копыт в момент слетел. А добивать как-то ни рука, ни нога не поднялись. Будто выдохся. Я ж тогда не знал, что за ним еще пять эпизодов.

— Да ну! — удивился капитан.

— Именно. — Алексей прислушался к себе. Сквозь слабость все равно ощутил жгучую и бесцветную, как огонь сухого спирта, ненависть. — Знал бы, удушил при попытке бегства.

Капитан согласно кивнул и почернел лицом. Помолчал, вертя в руках фуражку.

— У меня внучка, ровесница той… Убитой, — глухим голосом произнес он. — Да еще живет в соседнем доме. Как ориентировка пришла, я кобылу, мамахен ее, на ключ запер. Сказал, увижу внучку во дворе, порву всех, как грелку. И сутки на дежурстве себе места не находил. Раз пятьдесят домой звонил. А эта… кх-м… Она, прикинь, мне еще пи… в трубку: «Папаня, что вы дергаетесь, дома мы, дома!» Стерва безмозглая, блин!

— Устрой ей экскурсию в морг. Может, поумнеет.

Капитан нервно забарабанил фуражкой по колену.

— В общем, молодца ты, Леха, — прочувственно выдохнул он.

Леша перевел взгляд на гнойно-желтый потолок. Похвала из уст Дим Димыча была, конечно, приятной. Но уж больно болючие глаза были у капитана.

— Ладно, полежи пока. — Капитан, скрипнув столиком, встал. — Когда срань приволокут, мы тебя в кабинет перебазируем.

— Да я сейчас встану.

— Лежи! — Капитан удержал его за плечо. — Только не шевелись, Леха. Сейчас врачи приедут.

— Нафига мне врачи?

Капитан нагнулся, заглянул в запрокинутое лицо Леши.

— Ты пятнадцать минут трупом пролежал. Сначала бился, будто тебя электрошоком дрючили, сержанта по яйцам ногой лягнул, потом вскрикнул и вырубился. Я думал, помер. Еле пульс нащупал. Так что, парень, лежи тихо. Врачам виднее, что там с тобой стряслось.

Леша от услышанного онемел. Сердце сжалось в комок.

* * *

Из отделения его вывели под руки сержант и медбрат. После укола ноги сделались ватными, но главное, никакого желания шевелить ими, перемещая тело в пространстве, не возникало. Да и само тело оставалось тряпичным и безвольным. В пустой голове осенними мухами роились редкие мысли. Очень хотелось спать — закрыть глаза и погрузиться в бездумное забытье.

Во дворе, несмотря на тень, было жарко и душно. На скрипучих качелях болтался ребенок, молодая мамаша пила пиво на скамейке. На школьном дворе, отгороженном стальным частоколом, трое подростков, дурно вопя, колошматили мячом в стену.

При появлении Алексея милицейский люд, куривший в теньке у дверей, молча расступился. Практически все отвели глаза. Едва прошли, как за спиной Алексей с неудовольствием услышал гул растревоженного улья. Захотелось обернуться и сказать что-то обидное, типа, все так кончат: не в тюрьму свезут, так на больничную койку.

Врач, молодой парень в светло-сизом балахоне, толкнул вбок дверцу машины.

— На носилочки ложимся, — скороговоркой пробормотал он.

— Куда едем, док? — спросил Алексей, остановившись.

Врач одарил лучезарной улыбкой. Глаза, правда, остались врачуганскими: пытливыми и внимательными.

— Прямо в Сочи, — ответил он.

— Я серьезно, — уперся Алексей. Он почему-то решил, что будет правильно, если сержант услышит адрес.

— Если серьезно, тут недалеко. Больница МПС.

— Я же не железнодорожник!

— А им без разницы. Лишь бы страховка была.

Алексей покосился на сержанта. Трудно было ручаться, уж больно туповатое лицо, но даже одной извилиной такой адрес запомнить можно.

С помощью медбрата Алексей поднялся на подножку. Покачнувшись и с трудом поймав равновесие, развернулся и сел на лежак.

— Ложимся, не стесняемся. Ножки вытягиваем, — через открытую дверь рядом с водителем протараторил врач.

— Я так поеду.

Медбрат, в отличие от своего дипломированного коллеги, улыбчивостью и словоохотливостью не отличался. Был он могуч, молчалив и угрюм, как витязь, пропивший копье, кольчугу и коня. Он положил могучую длань на колено Алексея, второй слегка надавил в плечо, осторожно поддерживая и разворачивая, — и перевел пациента в горизонтальное положение.

Алексей почти не сопротивлялся. Только мимоходом отметил, что у медбрата до белых наростов набиты костяшки на кулаках. К оказанию первой помощи такая примета отношения никак иметь не могла. Скорее, наоборот, после соприкосновения бойцовского кулака с телом телу могла потребоваться «неотложка».

Хлопнули двери, застучал стартер, и машина, качнувшись, тронулась с места.

Судя по направлению движения, врач не соврал, машина, выкатившись из переулка, влилась в поток машин, идущих по Ленинградке в сторону области.

Потолок над Алексеем мерно покачивался, вызывая приливы тошноты, плоский плафон лампочки, на котором он пытался сфокусировать взгляд, то и дело расплывался в глазах и выскальзывал из поля зрения. Лекарство, впрыснутое в кровь, медленно и необоримо делало свое дело, воля таяла, как мороженое на асфальте, теплые бархатные щупальца сна обволакивали мозг.