Онлайн книга «Девять воплощений кошки»
|
Если же он ее узнает, то… надо вести себя с ним как с лицом «активно и добровольно помогающим правоохранительным органам». Постараться втереться в доверие. Но что, если он лишь сделает вид, что не узнал ее, а сам отлично все помнит… И что, если он и есть – убийца, то… Стоп, Катя снова на секунду остановилась – почти уже у железной двери пультовой с переговорником на стене. Она даже колебалась секунды две – не повернуть ли обратно. Но потом решила – нет, этот вопрос с «опознанием» надо решить немедленно. Иначе можно в будущем очутиться в очень неприятной ситуации. И она нажала кнопку переговорного устройства. – Да, кто? – мужской бас. – Здравствуйте, мне нужен заместитель начальника службы безопасности по технике Николай Тригорский. Связь отключилась. Тишина. Катя подняла голову – ага, камера наверху. Значит, сейчас ее разглядывают там, на мониторе в пультовой. Потом замок щелкнул, и Катя открыла тяжелую дверь. Пультовая – небольшая темная комната без окон, освещенная лампой-софитом с длинной стойкой и множеством мониторов. В комнате за столом три кожаных вращающихся кресла. Два пустые, в одном развалился блондин лет пятидесяти могучего сложения – рукава белой рубашки засучены, узел галстука ослаблен, черный пиджак висит на спинке свободного кресла рядом. Катя узнала Николая Тригорского. – Вы ко мне? – он смотрел на нее без всякого выражения. Катя пыталась найти сходство с Ангелом Майком. Мало сходства, а ведь они отец и сын. Общее лишь то, пожалуй, что оба белесые блондины. Но у Майка волосы до плеч, а отец его пострижен по-военному коротко. – Здравствуйте, меня к вам просила зайти Виктория Феофилактовна. Мы с подругой готовим материалы для фотовыставки к столетию музея, и тут для нас заказаны пропуска. – У меня нет никаких пропусков. Катя все пыталась прочесть по его лицу – узнал он ее или нет. – Правда? А мне сказали у вас. Тогда у кого же? К кому мне обратиться? – Я не знаю. – Как у вас много техники! – восхитилась Катя. – И вы что, весь музей отсюда видеть можете? – Залы, экспозиции. А вас что конкретно интересует? – Да ничего… Так к кому же мне обратиться насчет пропусков? – Нет, вас же что-то конкретно интересует, я так понял, – Николай Тригорский поднялся с кресла. Огромный, как шкаф. Катя сделала шаг к двери. – Извините, я, наверное, просто ошиблась. – Насчет пропуска постоянного вам бы лучше к тому обратиться, кто вас сюда в музей прислал. Катя посмотрела ему прямо в глаза: ага… так, значит… ясно… Все же она оказалась права – память у Тригорского зрительная отличная. Длинная память. Ну что же… – Мне в случае необходимости генерал Елистратов посоветовал обратиться прямо к вам. Сказал – вы надежный человек. И вы активно помогаете правоохранительным органам. Николай Тригорский выпрямился, став еще выше ростом. – Я вас сразу узнал еще тогда, – сказал он. – Когда? – Катя похолодела: неужели этот хмырь заметил ее там, в шкафу в комнате техников? – В среду, когда на мониторе увидал. Полицейские вас тоже допрашивали. Я сразу понял – для вида. Как оно все сплетается в один клубочек – проверку государственную присылают… аудиторшу… и вас с напарницей довеском. Она, мол, тут по финансовой части, а вы по своей части. А потом аудиторшу мертвой находят с разбитой головой. Что ж вы за ней не уследили-то? Катя подумала: это тебя надо спросить, служба безопасности: что же это вы за Дарьей Юдиной не уследили через свои камеры. Но она промолчала. – Значит, мне от вас, как от представителей генерала, особое доверие, – Тригорский-старший хмыкнул. – Дожил, надо же. А что же там, в Красногорске, с этим щенком ко мне домой явились, сына моего опозорить хотели? – Никто никого не хотел позорить. Я проверяла деятельность участкового инспектора. А в тот день в воскресенье случилось ЧП в гостинице для кошек. – Так я не понял, откуда вы – с Москвы сотрудник или наша, областная? – Я работаю в министерстве, – скромно солгала Катя. – Группа проверки и контроля. Участковый Миронов в тот день в Красногорске отрабатывал версию… – Не верьте ему. Вас как зовут? – Екатерина. – А меня Николай Григорьевич. Щенку этому поганому, Вовке Миронову, не верьте. Он сына моего вот как достал до самых печенок, – Тригорский-старший сжал могучий кулак. – Формой полицейского сучонок теперь прикрывается. А нутро-то у него, как было гнилым с детства, так и осталось. Мне ли не знать? На моих глазах рос. Я сначала к нему, как к родному. Спортом его заставил заниматься. Сын мой с ним со школы дружил. А потом… лучше и не спрашивайте, что произошло. Такой стыд, такой позор. Катя решила не задавать вопроса: а что случилось? И она оказалась права. Помедлив секунду, словно ожидая, но так и не дождавшись ответного интереса, Николай Тригорский продолжил, снизив свой рокочущий бас на два тона: – Я ведь их застукал. Пацаны онанировали втихаря в гараже. Мой недоделок и этот Вовка Миронов… мастурбировали друг друга. Я их так ремнем отходил тогда. И этому щенку запретил на метр к сыну моему приближаться. Только ведь разве уследишь? Я с сыном беседу провел профилактическую – мол, паршой от этого дела мужики покрываются, лысеют от онанизма-то. Мой вроде понял. Начал сторониться. А тот щенок, видно, во вкус вошел. Однажды подкараулил моего и… в общем, они подрались, потому что мой дал мне слово – больше ни-ни этой пакости, рукоблудия. Моего-то Вовка Миронов отметелил тогда сильно. И ненавидит с тех пор, простить не может, что сын меня, отца, послушался, а его, развратника, отверг. – Они были тогда мальчиками, прошло много лет с тех пор, – сказала Катя. – А память-ненависть-неприязнь осталась. И зачем таких, как этот щенок, вы в полицию берете? Проверяли бы их сначала на каком-нибудь детекторе. – Мы проверяем, – Катя кивнула. А сама подумала: в какую же вонючую грязную лужу может плюхнуться участковый Миронов, если только не оставит свои подозрения, это свое упрямое «я докажу». Тригорскому – сразу видно – палец в рот не клади. Этот начальник службы безопасности музея умеет очень грамотно защищаться, используя для этого самые нелицеприятные приемы. Так может запачкать участкового – тот потом сто лет не отмоется. Вывод: с Тригорским надо вести себя крайне осторожно. – Все это красногорские локальные дела. И к убийству в музее отношения не имеют, – сказала она сухо. – А я тут работаю как раз над раскрытием убийства. Значит, у вас весь музей просматривается? А тот коридор, где убили Дарью Юдину? Ты уже отвечал на этот вопрос, когда я сидела в шкафу там, в комнате техников… Ответ отрицательный. В том коридоре в темноте шлялся твой сын. Что он там делал? Ты у него спрашивал? |