
Онлайн книга «Зеленый король»
— Я никогда не работала у господина Климрода. — Ни вы работали в его доме, уточнил Реб. — Начиная с сентября 1941 года. Впервые она подняла голову и пристально на него посмотрела: — Вы пришли за тремя малышами, так ведь? — Нет. — Вы пришли за ними. Она еще будет жаловаться, эта шлюха. Она гуляет в Вене с американцами, оставив мне на воспитание своих детей и почти не давая денег, и еще хочет, чтобы я обращалась с ними, как с королями. Легкий шорох босых ног. Реб обернулся: вошли трое мальчуганов. У одного из них на скуле был голубоватый кровоподтек; ноги у всех троих были исполосованы ударами хлыста. Я приехал и ради них, сказал Реб. — Она просила меня посмотреть, как они тут живут. Теперь, пожалуйста, отвечайте на мои вопросы. Она опустила глаза и зло спросила: — Могу я положить в суп сала? Я хотел попросить вас об этом, — улыбаясь, сказал Реб, продолжая смотреть на нее в упор. Он начал задавать вопросы. Кто нанял ее в сентябре 1941 года экономкой в особняк Климрода? Человек по имени Эпке, ответила она. Этот Эпке был владельцем дома? Нет. В таком случае кто стоял над Эпке и отдавал ему приказы? Она уже не помнит его фамилии. Реб улыбнулся, покачал головой: «Ай-ай-ай…» Но она действительно не помнит, сказала она. По крайней мере не помнит фамилии. Человека — да, помнит. Хозяина. — Очень высокий и очень красивый мужчина. Блондин. — Он носил форму? Эсэсовскую, ответила женщина. — Генерал, не меньше. Приходил редко. А в сентябре 1941 года в доме еще оставались слуги, которые работали там давным-давно? Много лет? Например, очень старый седой человек по имени Антон? — Да. Не знает ли она, где сегодня Антон? — Он умер, ответила она. — Перед самым Новым годом. Его раздавил военный грузовик. А кто-нибудь еще из прежнего персонала? Никого. Она и четверо других слуг были наняты одновременно. Кем, Эпке? — Да. Она сняла шмат сала, подвешенного к балке погодка, отрезала кусок, потом, постояв в нерешительности, второй. — И еще один, пожалуйста, сказал Реб. — По куску на каждого ребенка. Думаю, они съели бы на три-четыре картофелины больше… Дом Климрода был меблирован, когда она вошла туда в первый раз? Она не поняла вопроса: «Как меблирован?» — Конечно, был меблирован, — ответила она, искренне удивившись. — Положите картошку, пожалуйста, — напомнил Реб. — И не слишком мелкую. А помнит ли она книги, тысячи книг? Да. А картины? Да, были картины, много картин, если можно назвать эти картинами; и также всякие тканые штуки, тоже развешанные по стенам, ну да, гобелены. И статуи. — В библиотеке, где стояли все эти книги, был маленький лифт. Вы помните его? Она заканчивала чистить еще три картофелины. Ее толстая рука, которая держала острый нож, прижав большой палец к черенку лезвия, застыла. Она нахмурила брови, роясь в своих воспоминаниях: — Это такая штуковина, вроде грузового подъемника? Что была укрыта разрисованной доской? «Доской» была створка дарохранительницы. Да, — ответил Реб. Она помнила. Даже один раз, случайно открыла ее и была потрясена, увидев механизм, о котором ей никто никогда не говорил. — Когда это было? — Перед Новым годом. — Сорок первым? — Да. — А когда точно? В декабре? — Раньше. — В ноябре, октябре? — В ноябре. Через несколько недель после ее поступления на службу. Пальцы Реба вцепились в балку. — Там, в лифте, было что-нибудь? — Кресло на колесах, — сразу же ответила она. Молчание. Взгляни она на него в эту минуту, она, без сомнения, поняла бы, до какой степени он слаб, беспомощен и полон отчаяния. Но она возилась у котла, раздувая угли и подкладывая дрова. Он вышел. Спустя какое-то время он позвал детей, а когда они покорно подошли к нему, раздел их донага перед корытом, которое наполняла тонкая струйка чистой воды, стекавшая по наклонному желобу из выдолбленных стволов. Реб вымыл всех троих. — Скажите, пожалуйста, нет ли у вас мыла? — А еще чего? — ухмыльнулась она, явно оправившись от испуга. Он тщательно, как мог, промыл ссадины, заставил детей одеться. Снова подошел к женщине: — А мебель, книги, картины еще оставались в доме? — Их сняли накануне отъезда хозяина, сказала она. — Приехали три армейских грузовика под началом эсэсовцев и увезли все. Или почти все. На другой день явились венские антиквары и забрали оставшееся. Кроме стола, слишком большого и тяжелого, который не пролезал в двери. — Эпке был при этом? — Он и командовал. — Опишите мне его, прошу вас. Она рассказала. Им вполне мог оказаться один из тех трех мужчин, что после его прихода нагрянули в книжный магазин Вагнера. — А тот, кого вы называете хозяином? Высокий и очень красивый мужчина? — Он приехал вечером на машине с флажком. И сказал Эпке: «Вывозите то-то и то-то», а еще велел Эпке рассчитать нас и отпустить. — Где теперь Эпке? Она пожала плечами; в ее зрачках появился отблеск злой иронии. — Вы просто мальчишка, заметила она. — Почему я должна вас бояться? Он улыбнулся. — Вы меня боитесь, — вкрадчиво сказал он. — Посмотрите мне в лицо в мои глаза и увидите, что вы очень меня боитесь. И правильно делаете, что боитесь. — Его рука, сжимающая садовый нож, опустилась вниз. — Я вернусь, Эмма Донин. Через неделю или месяца через два. Вернусь проверить детей. И если на них будет хоть один след от удара хлыстом, я перережу вам глотку и отрежу руки. Нет, сначала руки, а потом перережу. Вы разговаривали с седым стариком по имени — Антон, которого раздавила армейская машина? Глазами, полными ужаса, она, не отрываясь, смотрела на нож, но, может быть, менее внимательно следила за кривым лезвием, чем за длинной, протянутой к ней рукой. Она утвердительно кивнула головой. — Нечасто, прибавила она. — Он был неразговорчив. — Я знаю, сказал Реб. — Но, может, он говорил что-нибудь вам или кому-либо из слуг насчет моего отца Иоханна Климрода. Попытайтесь вспомнить, прошу вас. Вошли малыши и как-то робко уселись за стол; все трое переводили глаза с садового ножа на испуганное лицо женщины, хотя, могло показаться, что эта сцена волнует их меньше всего на свете. Позы, тишина, большие, очень серьезные глаза малышей, эта затерянная в лесу хижина ферма заставляли вспомнить одну из немецких сказок с людоедами и феями. |