Онлайн книга «Nevermore»
|
Сняв ручки с моих глаз, она выскользнула из-за моей спины и предстала передо мной. — Милая моя маленькая Виргиния! Я счастливо улыбнулся, с нежностью созерцая драгоценную девицу, чьи черты неизменно наполняли мое сердце глубочайшей любовью и радостью. Хотя для двенадцати с половиной лет она была маловата ростом, светящаяся аура здоровья и юной силы окружала эту маленькую фигурку — эти качества особенно явно проступали в пленительной пухлости ее щек, ручек и всего тела. Каждая мелочь в ее лице сама по себе околдовывала — и озорная искорка лазурных очей — и удивительная изысканность розовых губ — и чарующий абрис тонкого носа — и блеск густых темных волос, которые она с прелестной непосредственностью собирала в детскую прическу, именуемую «хвостиками». Когда она так стояла передо мной, раскачиваясь всем своим крошечным, драгоценным для меня телом, руки сложив за спиной, — взгляд ее внезапно упал на тот лист бумаги, который так и остался лежать у меня на коленях. — Что это, Эдди? — спросила она тихонько, чуть пришепетывая. — Головоломка? — Своего рода, — снисходительно усмехнулся я. — Ой, правда?! — вскричала она. — Дай посмотреть! — Один быстрый шажок — и она выхватила мой лист. — Нет, нет, дражайшая сестрица! — вскричал я, протягивая к ней руку. — Верни мне это, будь так добра. Хотя, на твой невинный взгляд, нынешнее мое занятие может показаться досужей забавой, в действительности я погружен в дело мрачное и неотложное, связанное с теми событиями, о которых я уже известил тебя. — За ужином я поведал и сестре и Матушке о драматических событиях этого дня, опустив только страшные подробности, изложение которых могло лишь нарушить деликатный баланс в хрупких душах моих любимых. Но мой призыв нисколько не подействовал на это очаровательное дитя. — Отними, если сможешь! — поддразнила она, отступая от меня и пряча листок за спиной. — Прошу тебя, сестрица! — взмолился я. — При обычных обстоятельствах я бы охотно поиграл в эту игру, но твоему бедному Эдди выдался такой трудный, такой изнурительный день! Нервы мои истощены, и я не смогу присоединиться к твоим затеям и забавам. Перед столь пылкой просьбой она не могла устоять. Придав губкам прелестное выражение досады, она снова подошла ко мне и ткнула в меня заветным листком. На, забирай! Ты сегодня бука! — воскликнула она и самым очаровательным образом топнула ножкой. Я прикрыл одной рукой глаза и взмолился о пощаде: — Не суди меня так строго, сестрица! — вздохнул я. — Усталость и разочарование и так уже взяли с меня свою суровую дань! Голосок ее смягчился, и моя прекрасная подруга вскричала: — Хочешь, я спою тебе песню? Стало ясно, что задуманную мной работу придется отложить на неопределенный срок. — Да, — сказал я, стараясь улыбнуться. — Это будет очень приятно. — Вот и хорошо! — обрадовалась она. — Сиди спокойно, закрой глаза, и я спою тебе твою любимую песню. Угадай какую! Мгновение я обдумывал ответ, а потом отважился высказать предположение: — «Дерево палача»? — Не-а! — ответила она. — «Неспокойная могила»? — Нет! — «Барбара Аллен»? — Да! — с жаром отвечала она, и я откинулся в кресле, закрыв глаза, а Виргиния, слегка откашлявшись, зазвенела голоском, чья красота и чистота могла бы пробудить зависть даже у серафима: В Алом граде, где я родилась, Красна девица проживала. Каждый парень глядел ей вослед, Ее звали Барбара Аллен. То был ласковый месяц май, И цветочки теплу были рады… Уильям Гроув, не умирай, Из-за гордой Барбары Аллен! Он послал своего к ней слугу В город, где она проживала: — Приходи, мисс, скорей, мой хозяин помрет, — Коли ты есть Барбара Аллен! Поднялась, поднялась не спеша, К ложу скорби идти собираясь. Отодвинула полог и говорит: — Женишок, да ты помираешь! Протянул он навстречу ей бледную длань, Чтоб прижать ее к скорбной груди. А она-то скочком, да и в угол бочком: — Молодой человек, погоди! Как за здравие дам и девиц Ты в таверне в городе пил, Барбру Аллен назвать ты забыл И тем тяжко ее оскорбил! Обратился лицом он к стене, Обратился к любимой спиной: — Я все понял, Барбара Аллен, — Никогда ты не будешь со мной! И пошла она в город домой. За спиной слышен мрачный трезвон, Поглядела назад, поглядела вперед: То на дрогах уж едет он. Пропустите меня, пропустите На послед на него поглядеть. Я могла бы спасти его жизнь, Предпочла спасти свою честь. — Ой мамочка, мама, постель мне стелите, Узку, холодну постель. Милый Вилли от меня помер, И за ним помру я теперь. Милый Вилли помер в субботу, В воскресенье она померла, Мать-старушку прибрала забота, И на Пасху скончалась она. Я слушал, не размыкая век, сотрясающие душу стансы старинной и мрачной баллады, и таинственный образ, словно выходец из могилы, поднялся из сумрачных глубин моего перетревоженного мозга. Поначалу этот странный, дразнящий образ оставался чересчур неявным и смутным, чересчур бледным и далеким, и я не мог признать его. Но мелодичный голос дражайшей моей Виргинии лился и лился, и образ начал проступать отчетливее, его черты становились яснее, пока перед моим изумленным воображением не предстал сияющий женский лик. Хотя с младенчества я не имел возможности созерцать этот образ воочию, представившееся мне лицо было столь же знакомо, сколь и мое собственное, ибо на портрете я видел его тысячи — десятки тысяч раз. То был образ моей благословенной матери, знаменитой актрисы Элизы По, известный мне исключительно по тонкой работы миниатюре, которую я ценил превыше всех моих земных сокровищ. Что, гадал я, могло столь внезапно вызвать к жизни образ моей давно покойной матери? Обдумав этот вопрос, я пришел к неизбежному выводу, что песня, исполнявшаяся в тот момент Виргинией, или что-то в манере ее исполнения вызвало из души моей этот мучительный для сердца образ. Возможно, предположил я, моя дражайшая, вечно оплакиваемая мать, чьи музыкальные таланты стяжали ей не меньше похвал от критиков и любителей театра по всему нашему штату, нежели ее сценический дар, возможно, повторяю, этой песней она убаюкивала меня в своих объятьях в те недолгие годы, пока я наслаждался — о, краткий промельк в колее моего жалкого и мучительного бытия! — несравненным блаженством сладостного материнского попечения. |