Книга Белое и черное, страница 34 – Сэйси Екомидзо

— Что, может, он вас шантажировать приходил?

— Этого не было. Ты же знаешь, он не такой.

— Да, это точно.

Дзюнко устыдилась своего вопроса. Ей стало неловко и перед Тацуо.

— Извините, я что-то резковата.

— Он был здорово взвинчен тогда. Да и выпивши к тому же. Но на нас с тобой он, похоже, зла не держал. Говорил, что было — пусть быльем порастет, вот только чтоб это дальше не продолжалось. Просил, чтобы я не отнимал тебя у него. Чуть не на коленях умолял… Я из-за этого сам устыдился. Вот уж не зря говорят: слабые люди сильны, как боги….

Дзюнко захлестнула безграничная злость на мужа.

— И что же вы ему ответили?

— Ну не мог же я ему после таких слов сказать, что буду продолжать с тобой встречаться! Повинился, обещал, что с этим покончено. Правда, подумал, что обещание мое из разряда трудно выполнимых.

Дзюнко покраснела и бросила сердитый взгляд на чуть улыбающегося Хибики. Она сочла его обещание мужу откровенным обманом, но последняя фраза польстила ее тщеславию.

— И все же, почему вы заговорили с ним о мадам? — тон ее смягчился.

— Тут дело вот в чем. Твой муж по существу был зол не на нас с тобой, а на автора письма. Как супругу ему, естественно, вся эта скверная ситуация вовсе не нравилась. Похоже, она его здорово путала, поэтому он и выбрал такую позицию — терпеливо ждать, покуда мы опомнимся. А вот когда подкинули анонимку, тут уже просто ждать стало невозможно. Тут уже, как ни крути, а надо узел разрубать. Короче, его загнали в угол, потому-то он на автора письма и озлобился. С тобой разбираться у него душа не лежала, точнее, боялся он такого разговора, вот и пришел ко мне. Из-за этого я тебя и спросил, не замечала ли ты, что он про нас знает.

— Ну так про мадам-то, про мадам вы ему как сказали?

— Аа, да-да, я упомянул в разговоре о том, что ты мне тогда в гостинице в Ёкогаме сказала, и тут он вдруг как подскочит: точно, мол, говорит, так оно и получается! Сейчас-то я понимаю, вовсе не к чему мне было тогда… Зря я это.

— Что же, ничего не поделаешь. Вообще-то я и сама не уверена, что это была она. А полиции вы рассказали про гостиницу?

— Разумеется! Но раз ее личность все равно до сих пор не установлена, выходит, что они с партнером тогда под вымышленными именами зарегистрировались. А он-то как выглядел?

— Меня полицейские тоже об этом без конца спрашивают, но я ведь тогда только на нее внимание обратила. А мужчину вообще со спины видела, так что и сказать нечего!

— И все же, ерунда какая-то с ним получается, с мужчиной этим. Убита его — уж не знаю, подруга ли, любовница, — а он о себе знать не дает.

— Я тоже этому удивляюсь… Но вот Тат-тян — он-то почему прячется? Я уж и правда думаю, что его в живых нет.

— Считаешь, тот неизвестный его убил?

— С собой покончить он не мог. И не верю я, что он мадам убил.

— Это точно. Причем, даже если допустить, что твой муж все-таки в гневе это сделал, у него не было никакого резона столь диковинным способом лишать ее лица.

Тут Хибики заметил, что от этих слов Дзюнко всю передернуло.

— Ладно, давай-ка о другом. Вчера в утреннем выпуске «Майаса Ниппо» наконец-то про анонимки написали.

— Ах да! — вспомнила Дзюнко. — Я же потому сюда и пришла. Хотела узнать, не доставила ли опять папочке неудобства.

— Что ж, с неудобствами надо мириться.

У глаз его от улыбки собрались морщинки. Глядя на него, никак нельзя было сказать, что он сильно обеспокоен, казалось, все случившееся даже развлекает его.

Фармацевтическая фирма «Квин» относилась к предприятиям послевоенной эпохи, она быстро выдвинулась в ряды видных крупных корпораций, а ее полугодовые расходы на рекламу, как считалось, составляли миллиарды иен. Во главе фирмы стояла женщина, но по слухам реально всем заправлял сам Хибики.

— Скажи-ка, письмо, о котором в «Майаса Ниппо» сообщили — мол, гуляют по Хинодэ грязные анонимки, склеенные из вырезанных слов — это то, которое в твой дом подкинули? Или то, о котором ты мне раньше рассказывала, из-за которого девчонка Киёми чуть себя жизни не лишила?

— Да нет, к нам это вообще никакого отношения не имеет. Просто журналисты пронюхали, что были такие письма. Но все же…

— Что — «все же»?

— Все же коль они пронюхали, что письма с убийством связаны, значит, могут докопаться и до того письма, где про нас с вами говорилось!

— Ну и что?

— Так ведь тогда журналисты и к вам набегут!

— Набегут, конечно.

— Хотите сказать, ну и пусть? Вы так спокойны?

— А что? Придут, так придут. Поведаю им все чистосердечно и дело с концом.

— Ой, а госпожа начальница узнает — тоже «ну и пусть»?

Она спросила об этом потому, что до нее доходили слухи относительно определенных отношений между Хибики и «госпожой начальницей» — дамой, возглавлявшей фирму «Квин». Задав свой вопрос, Дзюнко отчаянно покраснела, но у самого Хибики в глазах лишь появилась игривая усмешка.

От обиды и унижения Дзюнко всю изнутри обдало жаром.

Этому человеку связь с ней не представляется ничем особенным. Он абсолютно уверен: пусть узнает весь мир, пусть дойдет до ушей госпожи начальницы — это ни на волос не повлияет на его положение в обществе или на службе.

При всей обиде у Дзюнко мелькнула мысль: а как бы повел себя в такой ситуации Тат-тян, смог бы он сохранять такое же спокойствие? И она вновь ощутила, как завладел ею этот мужчина.

— Ладно, оставим это, поговорим о том частном детективе, про которого ты рассказывала, Киндаити Коскэ. Он как, надежный?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Да вот думаю сам заказать ему расследование. Честно говоря, от тебя он вряд ли может рассчитывать на приличное вознаграждение. Уж прости меня за грубость.

— Как, вы…?

— Частично это и ради тебя. Ты ведь никак не успокоишься — муж пропал неизвестно куда, с убийством никак не разберутся… Но тут и еще кое-что есть.

— Что же?

— Мне это тоже нужно. Я, конечно, немного рисовался перед тобой. Понятное дело, лучше бы эти журналисты все-таки не шастали. Но журналисты-то ладно, а ведь меня тут и полиция донимает.

— Как? Почему?

— Алиби устанавливают. Требуют от меня четкого алиби на тот вечер, десятого числа.

— От вас? — Дзюнко во все глаза уставилась на собеседника. — Но ведь вы к этому убийству… к мадам из «Одуванчика»… вы же никакого отношения…

— Похоже, полиция так не считает. Во всяком случае, пока я не представлю твердое алиби.

— И вы не можете это сделать?