Онлайн книга «Во власти мракобесия»
|
Ельцин бессильно опустил голову. Глядя на эту беспомощно повисшую голову, Коржаков ощутил физическую боль от пронзившей его жалости к Борису Николаевичу. «Несчастный человек! Даже отказаться не может. А ведь какой мощью обладал, каким потенциалом… И вот не способен отказать ни жене, ни дочери. Зачем ему власть? Зачем ему переизбираться? И стране такой полумёртвый вампир не нужен…» – Не хотите помочь мне, Александр Васильевич? – Чем, Борис Николаевич? – Принесите мне рюмку водки. – Вам категорически нельзя. – Но я не выдержу присутствия Илюшина. – Почему? Он вас утомляет? Ельцин промолчал, не ответил, но задышал тяжело, как от омерзительного воспоминания. – Такой он весь… – Президент сморщил лицо и шевельнул рукой, будто пытался нащупать что-то в воздухе перед собой. – Смотрю на него, понимаешь, и не слушаю. Трудно слушать его. Мусор какой-то. Липкий, понимаешь, гадкий… Такое впечатление, что у него мухи во рту сношаются. Я ему намекаю: «Это ваши вопросы, сами должны решать их», – а он не понимает… Нельзя же всё на меня сваливать. Я один со всеми делами не в силах… Не в силах… В следующую минуту дверь отворилась, и на пороге появился помощник президента. – А вот и Виктор Васильевич… – с неудовольствием сказал Ельцин. – Борис Николаевич, извините, задержался. – Илюшин суетливо прошмыгнул к столу и положил на стол пачку бумаг. – Документы подбирал. – Нет… – Ельцин отрицательно помотал головой. – Половину бумаг отложите в сторону. – Какую половину? – с готовностью спросил Виктор Васильевич. – Да любую! – Хорошо. – Ноґсите сюда, приноґсите всякое! – Ельцин громко закряхтел, почти застонал. – Откуда вы всё это берёте? Ну откуда столько мусора?! – Борис Николаевич, – начальник СБП кашлянул в кулак, – я свободен? – Свободны! – натужно отозвался президент. – Все свободны! Только я занят! Только я должен, понимаешь, решать и решать… Коржаков быстро вышел. У себя в приёмной он увидел Смелякова и буркнул: – Заходи, Виктор Андреевич. Плотно закрыв за собой дверь, полковник Смеляков начал докладывать с порога: – Александр Васильевич, у нас прошла информация, что американцы, возможно, выделяют деньги на предвыборную кампанию Ельцина. – Знаю. – Знаете? – удивился Виктор. – Да, – угрюмо кивнул шеф. – Черномырдин недавно сказал об этом. Ему Гор предложил оказать финансовую помощь Ельцину. Американская администрация, видишь ли, обеспокоена тем, что позиции коммунистов в нашей стране укрепились. – Значит, это правда. – Насчёт денег они официально договорились. – И сколько же они выделяют нам? – спросил Сме-ляков после долгой паузы. – Пятьсот миллионов долларов… Отгружают целыми контейнерами. Я узнал об этом недавно на заседании предвыборного штаба. Сначала не поверил. Потом встал и говорю: «Надеюсь, теперь вы поживитесь вдоволь». Там, конечно, крик поднялся такой, что страшно вспоминать… Чубайс кипятился больше всех. «Вы нас чёрной краской вымазать хотите!» – и всякое такое… Да их и мазать не надо – так всё видно. – А чем группа Чубайса занимается конкретно? Что делают? – Да ничего они не делают, – устало махнул рукой Коржаков. – Кофе пьют с коньяком, ведут стёбные разговоры, изображают из себя яйцеголовых… Зато секретности напустили вокруг себя… Обычные подростковые игры умных мальчиков во взрослых людей… Вот только беда в том, что от их игр зависит судьба страны. Надо их серьёзно прижать, не то они всё до копейки растащат. Я шефу доложил обстановку, попросил его дать возможность мне ознакомиться с финансовой отчётностью активистов. Надо выяснить, какие аппетиты у этих парней. – И что президент? – Сначала ворчал, но в конце концов велел Черномырдину передать мне всю отчётность. Мне сказал: «Проверяйте, потом доложите». – Значит, руки у нас развязаны? – воодушевился Сме-ляков. – Отлично, работа приобретает новое качество. Коржаков улыбнулся в ответ. – Ну что, полковник? Сможем мы взять их за жабры? – Взять-то возьмём, Александр Васильевич. Главное, чтоб не вывернулись они. Слишком уж скользкие. * * * Посреди зала на помосте, задрапированном белой тканью, сидела, поджав под себя тонкие ноги, обнажённая девушка. Худенькая, бледная, с длинными чёрными волосами, брошенными через плечо на грудь, она казалась полупрозрачной русалкой. Стоявшие вокруг студенты, уверенными движениями делали наброски на холстах. В зале пахло краской, слышалось шуршание карандашей и усердное сопение молодых художников. Марина с гордостью обвела зал рукой. – Вот, – сказала она и посмотрела на Воронина, – это и есть моя школа… Но пойдём отсюда. Не надо им мешать. Она легонько подтолкнула бывшего мужа к двери, и он послушно покинул помещение, с некоторым облегчением вздохнув в коридоре. – И как им удаётся так… без движений? – спросил он сам себя. – Ты про тех, которые моделями работают? Да, нелёгкая у них доля, – кивнула Марина. – На первый взгляд ничего особенного, но в действительности не каждый способен выдержать. Надо ведь долгие часы сидеть или стоять неподвижно. Стены в коридоре были увешаны картинами. – Куда работы деваешь? – полюбопытствовал Воронин, остановившись перед полотном, на котором была изображена чёрная птица, зависшая над золотым церковным куполом. – Продаю. Часть денег идёт художникам, но в основном вкладываю в школу. Очень хорошо идут церковные мотивы. – Спекулируешь на теме? Извини, я не хотел обидеть тебя. – Ты и не обидел, – спокойно отозвалась она. – Прости. – И прощать-то нечего. Но только ты, Гена, помни, что я не суюсь в твои дела, а ты не суйся в мои. Я тут хозяйка и поступаю так, как считаю нужным. – Прости, я, наверное, неудачно выразился, – снова извинился он. – Уже простила. – Я лишь подумал, что ты, может быть, невольно приучаешь своих студентов заниматься поделками, на которые есть спрос… А как же высокое искусство? – С каких пор тебя беспокоит судьба искусства? Да разве ты разбираешься в живописи? Почему ты называешь это поделками? – Может, я не разбираюсь в искусстве, зато разбираюсь в халтуре. – Это хорошие полотна, качественные. И на них есть спрос… Будет спрос на голых женщин – я начну продавать голых женщин. Будет спрос на пейзажи… Я не понимаю, зачем ты приехал, зачем ты напросился на встречу? Тебе нравится злить меня? Или что? Чего ты хочешь от меня? |