Книга Гипнотизер, страница 128 – Ларс Кеплер

Через два дня водолазы из службы горных спасателей спустились в прорубь, чтобы найти тело Лидии. На глубине шестидесяти четырех метров стоял шестиколесный автобус — он словно остановился на автобусной остановке, чтобы выпустить и принять пассажиров. Водолаз вошел в переднюю дверь и осветил фонарем пустые пассажирские места. Ружье лежало на полу почти в конце прохода. Лидию водолаз увидел, только направив свет вверх. Она всплыла и теперь прижималась спиной к потолку автобуса, руки свисали вниз, голова опущена. Кожа на лице уже начала размягчаться и отставать. Течение мягко колыхало рыжие волосы, рот был спокоен, а глаза закрыты, как у спящей.

Беньямин понятия не имел, где находился в первые сутки после похищения. Может быть, Лидия держала его у себя или у Марека; после инъекции снотворного мальчик пребывал в бессознательном состоянии и не мог сообразить, что происходит. Возможно, ему делали уколы каждый раз, когда он приходил в себя. Первые сутки были покрыты мраком и стерлись из памяти.

Беньямин пришел в сознание в машине, по дороге на север. Он нашел свой мобильный, позвонил Эрику, и тут о нем вспомнили. Должно быть, похитители услышали его голос.

Потом потянулись долгие страшные дни. Это было все, что Эрику с Симоне удалось вытянуть из сына. Они поняли только, что в доме Юсси его заставляли лежать на полу, с ошейником на шее. Судя по его состоянию он несколько суток не получал ни еды, ни воды. Одна нога обморожена, но должна восстановиться. Юсси и Аннбритт помогли мне убежать, сказал он и помолчал. Потом Беньямин стал объяснять, как Юсси спас его, попытавшись позвонить домой, как он бежал по снегу и слышал, как кричит Аннбритт, которой Лидия отстригла нос. Беньямин прополз между старыми машинами, надеясь спрятаться, и вполз в открытое окно одного из заснеженных автобусов. Там он нашел несколько ковриков и заплесневелый плед, которые, вероятно, и не дали ему замерзнуть насмерть. В автобусе он уснул, скорчившись на переднем сиденье. Проснулся через несколько часов, услышав голоса мамы и папы.

— Я и не знал, что жив, — прошептал Беньямин.

Потом он услышал, как Марек угрожает им, сел и уставился на ключ, торчавший в зажигании. Не долго думая, мальчик попробовал завести автобус, увидел, как зажглись фары, услышал хриплый бешеный рев мотора — и помчался прямо туда, где, как ему показалось, был Марек.

Беньямин замолчал, и на его ресницах повисли большие слезы.

Через два дня, проведенных в госпитале, Беньямин достаточно окреп и снова начал ходить. Вместе с Эриком и Симоне он навестил комиссара, лежавшего в послеоперационном отделении. Комиссар серьезно пострадал от ножниц, которые Марек воткнул в него, но через три недели покоя должен был поправиться. Когда они вошли, возле Йоны сидела красивая женщина с мягким светлым каре и читала вслух. Она представилась Дисой, старинным другом Йоны.

— У нас клуб книголюбов, так что вот читаю, чтобы он не отставал, — с финским акцентом проговорила Диса и положила книгу.

Симоне заметила, что она читала «На маяк» Вирджинии Вульф.

— Я сняла квартирку у службы горных спасателей, — улыбнулась Диса.

Комиссар сообщил Эрику:

— Из Арланды вас будет сопровождать полицейский эскорт.

Симоне с Эриком попытались уклониться от эскорта. Они чувствовали, что им надо побыть с сыном, что они больше не хотят видеть никаких полицейских. Когда Беньямина выписали на четвертый день во время обхода, Симоне тут же заказала билеты на самолет и пошла за кофе, но больничный кафетерий оказался закрыт. В комнате отдыха были только кувшин с апельсиновым соком и какие-то сухарики. Симоне вышла в город, чтобы найти кафе, но все выглядело безлюдным, все везде словно заперли. Тишина и покой разливались по городу. Симоне остановилась у железной дороги — да так и осталась стоять, провожая взглядом светлые рельсы, снежок над шпалами и насыпью. Вдали в темноте угадывалась широкая пестрая Умеоэльвен — белый лед, черная вода.

Только теперь внутреннее напряжение стало ослабевать. Симоне подумала: все закончилось. Они вернули Беньямина.

Приехав в аэропорт Арланды, они увидели, что их ожидает эскорт, обещанный Йоной, а десятки терпеливых журналистов приготовили камеры и микрофоны. Не говоря ни слова, все трое вышли через другие двери, обошли сборище сзади и влезли в такси.

Теперь они, постояв в нерешительности перед отелем «Биргер Ярль», двинулись вдоль Тулегатан, потом по Оденгатан, остановились на углу Свеавеген и огляделись. На Беньямине был великоватый ему спортивный комбинезон из полицейского бюро находок, саамская шапка — вариант для туристов, — которую Симоне купила ему в аэропорту, и вязаные варежки. Васастан был пустынным и безлюдным. Все казалось закрытым — станция метро, автобусные остановки, полутемные рестораны покоились в строгой тишине.

Эрик посмотрел на часы. Четыре часа дня. Вверх по Оденгатан спешила какая-то женщина с большим пакетом в руках.

— Сочельник, — вдруг сказала Симоне. — Сегодня сочельник.

Беньямин удивленно посмотрел на нее.

— Ах вот почему все говорят «С Рождеством!» — улыбнулся Эрик.

— Что будем делать? — спросил Беньямин.

— Вопрос открыт, — сказал Эрик.

— Может, поужинаем в «Макдональдсе»? — предложила Симоне.

Пошел дождь. Редкие ледяные капли падали на них, когда они торопливо шли к ресторану, расположенному где-то возле рощи Обсерватории. Это было неприятное низкое строение, прижавшееся к земле под охряным барабаном библиотеки. За прилавком стояла женщина лет шестидесяти. Они оказались единственными посетителями.

— Я бы хотела бокал вина, — сказала Симоне, — но нельзя, я понимаю.

— Молочный коктейль, — попросил Эрик.

— Ванильный, клубничный или шоколадный? — кисло спросила женщина.

У Симоне был такой вид, словно она едва удерживает истерический хохот. Подавив смех, она с нарочитой серьезностью сказала:

— Клубничный, мне клубничный.

— Мне тоже, — вставил Беньямин.

Женщина короткими сердитыми движениями выбила чек.

— Все? — спросила она.

— Возьми себе от каждого, — сказала Симоне Эрику. — Мы пока пойдем сядем.

Они с Беньямином пошли между пустых столиков.

— Столик у окна, — прошептала Симоне и улыбнулась Беньямину.

Она села рядом с сыном, прижала его к себе и почувствовала, как слезы текут по щекам. За окном тянулся длинный, неудачно расположенный бассейн, осушенный на зиму и заваленный мусором. Одинокий скейтбордист со скрежетом и грохотом раскатывал между заледенелыми лужами. На скамейке возле канатного лаза на окраине детской площадки за Школой экономики одиноко сидела женщина. Рядом стояла пустая тележка из супермаркета. Палуба в основании лаза гудела под порывами ветра.

— Замерз? — спросила Симоне.

Беньямин не ответил. Он просто уткнулся ей в куртку лицом и замер, позволяя ей целовать себя в голову.