Книга Ночь длиною в жизнь, страница 79 – Тана Френч

— Значит, — сказал я, — дело Кевина закроется как «несчастный случай», все мило и замечательно. Скажи мне, а что с делом Рози?

— Убийство. Очевидно.

— Очевидно? А кто убийца — неизвестный или неизвестные?

Снайпер молчал.

— Или Кевин?

— Ну, тут все несколько сложнее.

— Что именно?

— Если наш подозреваемый мертв, то мы свободны в выборе. Здесь есть тонкость: с одной стороны, раз нет ареста, начальство не будет рвать и метать, что отвлекаются люди. С другой стороны…

— С другой стороны, существует всемогущий процент раскрываемости…

— Смейся-смейся. Это не игрушки. Думаешь, я смог бы столько народу привлечь для твоей подруги, если бы мой процент раскрываемости был ниже плинтуса? Замкнутый круг: чем больше я получу от этого дела, тем больше я смогу вложить в следующее. Прости, Фрэнк, я не желаю рисковать надеждами следующей жертвы на справедливость — и собственной репутацией, — только чтобы разделить твои чувства.

— Переведи. Что именно ты намерен сделать по делу Рози?

— Я все сделаю правильно. Еще пару дней мы поанализируем улики, закончим сбор свидетельских показаний, а потом, если ничего неожиданного не случится… — Снайпер пожал плечами. — Я сталкивался с похожими делами. Обычно мы стараемся разрулить ситуацию как можно деликатней. Дело отправляется в прокуратуру, но без шумихи; никакого обнародования, тем более если речь не о рецидивисте. Никто не станет трепать имя человека, если он не в состоянии защититься. Если прокурор сочтет нашу версию обоснованной, мы проведем беседу с семьей жертвы, дадим понять, что полной определенности нет, но они получат утешение и катарсис. И на этом все — родственники жертвы живут дальше, семья убийцы не сходит с ума, мы считаем дело закрытым. Обычная процедура.

— У меня такое чувство, будто ты пытаешься меня запугать, — заметил я.

— Брось, Фрэнк. Ты драматизируешь.

— А что тогда?

— Я бы сказал — пытаюсь предупредить. А ты не хочешь помочь.

— О чем конкретно предупредить?

Снайпер вздохнул.

— Если мне придется тщательнее расследовать причины смерти Кевина, я сделаю это. Имей в виду, газетчики налетят как бешеные. И уже не важно, что ты думаешь о самоубийствах; мы оба знаем пару журналюг, которым вынь да положь бесчестного копа. И не мне тебе говорить, каким бесчестным ты будешь выглядеть, попади эта история в дурные руки.

— А вот это и впрямь звучит как угроза, — лениво процедил я.

— Я ведь вроде понятно объяснил, что не хочу идти по этому пути. Но если ты не желаешь прекратить игру в детектива… Фрэнк, я тебя по-дружески предупреждаю, других способов у меня не осталось.

— Снайпер, вспомни, что я сказал тебе при нашей последней встрече?

— Что твой брат — не убийца.

— Правильно. Ты обратил на это хоть какое-то внимание?

Снайпер опустил противосолнечный козырек и полюбовался в зеркало на свою щетину. Он откинул голову и провел большим пальцем по подбородку.

— В каком-то смысле я должен быть тебе благодарен, — признался он. — Я вряд ли вышел бы на Имельду Тирни, если бы ты не отыскал ее для меня. А она оказалась очень полезной.

Пронырливая сучка…

— Охотно верю. Очень услужливая — ну, ты понимаешь…

— Нет-нет. Сама-то она и не пыталась доставить мне удовольствие. А вот ее показания очень пригодятся, если на то пошло.

Снайпер самодовольно ухмыльнулся и умолк.

— Ну давай, порази меня, — подначил я, сообразив, в чем дело. — Что она заявила?

Кеннеди поджал губы, изображая раздумье.

— Если придется, она выступит свидетелем. Если ты собираешься ее переубеждать, я не расскажу тебе о ее показаниях. Мы же оба понимаем, как плохо это может кончиться…

Я не торопился. Несколько долгих секунд я разглядывал Снайпера; потом откинул голову на спинку сиденья и провел ладонями по лицу.

— Знаешь, Снайпер, это самая длинная неделя в моей жизни.

— Как я тебя понимаю, старик! Впрочем, для всех будет лучше, если ты найдешь более мирное применение своей энергии.

— Ты прав. Начать с того, что не стоило мне искать Имельду. Они ведь с Рози дружили, вот я и подумал: если уж кто и знает что-то…

— Надо было назвать ее имя мне. Я бы поговорил с ней вместо тебя. Результат тот же — и никаких осложнений.

— Да, ты снова прав. Только… Трудно выбросить из головы, когда нет никакой ясности, понимаешь? Я люблю быть в курсе того, что происходит.

— В прошлый раз ты вроде бы знал, что происходит, — сухо заметил Снайпер.

— Думал, что знаю. Правда, думал.

— А теперь?..

— Устал я, Снайпер. Убитые бывшие подруги, убитые братья и ударная доза моих родителей — и все это за неделю. Сейчас я просто раздавленный щенок. Может, в этом все дело. Я теперь вообще ни в чем не уверен.

По возвышенному выражению лица Кеннеди я понял, что он вот-вот начнет меня просвещать, и это обязательно поднимет ему настроение.

— Рано или поздно наша уверенность получает хорошего пинка, — сообщил мне Снайпер. — Такова жизнь. Фокус в том, чтобы превратить этот пинок в ступеньку к новому уровню уверенности. Понимаешь?

Я, как послушный мальчик, проглотил причитающуюся мне порцию винегрета из рваных метафор.

— Ага. Мне чертовски неприятно признаваться тебе, что без посторонней помощи я на следующий уровень не поднимусь. Так что, приятель, прекрати мои муки. Что говорит Имельда?

— Чтобы ты ей это при случае припомнил?

— Снайпер, я буду счастлив, если никогда больше не увижу Имельду Тирни.

— Дай мне честное слово, Фрэнк. И без уверток.

— Снайпер, честное слово, я близко не подойду к Имельде — ни по поводу Кевина, ни по поводу Рози, ни вообще.

— Что бы ни случилось.

— Что бы ни случилось.

— Поверь, я не хочу портить тебе жизнь, и не стану — главное, чтобы ты не испортил мою. Не вынуждай меня применять силу.

— Не буду.

Снайпер пригладил волосы и поднял противосолнечный козырек.

— В каком-то смысле ты был прав, что пошел к Имельде, — заявил он. — Методы у тебя хреновые, приятель, но чутье на высоте.

— Она что-то знала.

— Она знала много чего. У меня для тебя сюрприз, старик. Ты считал, что вы с Рози Дейли держите ваши отношения в глубокой тайне; но скажу по собственному опыту — если женщина обещает, что не скажет ни единой душе, это всего лишь значит, что она скажет двум лучшим подругам. Имельда Тирни знала обо всем — и об отношениях, и о плане побега.