Книга Ковчег огня, страница 57 – Хлоя Пэйлов

Хотя указания в катренах были скудными, Маршалл рассудил, что на самом деле Ковчег спрятан в церкви под статуей Святого Лаврентия, умершего мученической смертью, или под настенным барельефом, под плитой. Вот почему он намеревался увести старого придурка и трех его больших «злых медведей» подальше от церкви, обратив их внимание на прилегающее кладбище. И потом, когда «благодетель» наконец откажется от поисков, Маршалл тайком вернется в церковь Святого мученика Лаврентия и заберет главный приз.

Пожалуйста, туш и барабаны…

— Могила Галена Годмерсхэмского… вы в этом твердо убеждены?

— Ну, в достаточной степени, — ответил Маршалл, которому совсем не нравилось то, как его таскают по раскаленным углям.

Привыкший отдавать приказания пожилой придурок порывисто указал на заваленный бумагами стол:

— Собирайтесь. Трогаемся в путь через десять минут.

— Не знаю, как ты, но я не большая любительница темноты и плохой погоды, — проворчала Эди.

На протяжении последних нескольких минут она стояла у окна гостиничного номера, пристально наблюдая за двором и радуясь тому, что они поселились не на первом этаже.

Шестое чувство подсказывало ей, что за ними следят.

Хотя Эди и тешила себя тем, что обладает особым психическим даром, нельзя было сбрасывать со счетов и то, что ее «интуиция», возможно, была лишь проявлением иррационального страха.

Кэдмон, раскладывавший карандаши и бумаги на маленьком круглом столике в противоположном углу комнаты, оглянулся на нее:

Неудивительно, что мы, англичане, в большинстве своем такие угрюмые.

— И Малер [35] как раз кстати.

Отвернувшись от окна, она подчеркнуто посмотрела на радиоприемник на ночном столике. Непрестанному стуку дождя по булыжнику вторила печальная мелодия «Шестой симфонии ля-минор».

— Да, но хуже от этого никому не становится.

Кэдмон уже сообщил, что размеренная классическая музыка помогает ему думать. Что-то насчет нот и высшей математики.

Эди, предпочитавшая ритм-энд-блюз, вынуждена была смириться. Есть недостатки и похуже, чем сомнительный музыкальный вкус.

Быстрым рывком она задернула окно дамастовыми шторами, затем окинула взглядом маленький гостиничный номер. Как это постоянно происходило с тех самых пор, как они с Кэдмоном здесь поселились, ее взгляд остановился на двуспальной кровати, застеленной покрывалом в красную полоску. Похоже, номер с двумя кроватями для Англии был чем-то неслыханным, дежурный администратор, услышав просьбу Эди, уставился на нее как на сумасшедшую.

Эди оторвала взгляд от кровати.

Если не смотреть на нее — что было чертовски нелегко, — номер излучал теплое радушие. Стены цвета слоновой кости были рассечены балками из потемневшего дерева. Из уважения к приближающемуся празднику над входом была повешена гирлянда с ленточками.

И снова Эди посмотрела на кровать.

— Да, знаю, — сказал Кэдмон, перехватив ее взгляд. — Довольно внушительная, ты не находишь?

— Просто все дело в том, что мы с тобой не… ну, сам понимаешь.

Она подавила непреодолимое желание отвести взгляд, невысказанная тема секса снова подняла свою соблазнительную голову.

Кэдмон еще мгновение смотрел ей в глаза. Хотя ее искусство ходить на свидания порядком заржавело, Эди явственно чувствовала, что он задает немой вопрос. Не дождавшись ответа, Кэдмон подошел к кровати и, стиснув зубы, положил ладони на матрац…

…и разделил кровать на две односпальных.

— Я не знал, как нам быть с постельным бельем. — Он указал на сбившееся кучей покрывало.

Действуя по наитию, Эди подошла к комоду, выдвинула ящик и достала два комплекта односпального белья.

— Нам повезло. Как раз на такой крайний случай здесь есть запас. — Она швырнула сложенные простыни на кровать. — Не беспокойся, я потом обо всем позабочусь.

Если Кэдмон и испытал разочарование, то хорошо это скрыл.

— Боюсь, туалетом нам придется пользоваться по очереди. Мои геркулесовы способности не идут дальше возможности раздвинуть кровать. — Отвернувшись от свалившегося покрывала, он взял бутылку портвейна. — По непонятной причине я окрылен нашими сегодняшними успехами. Словно средневековый монах, который завершил свои ежедневные труды и теперь может посидеть за кувшином вина, сознавая, что заслужил это простое удовольствие. — Говоря, вкрутил в пробку штопор, которым его снабдил дежурный администратор.

С громким хлопком пробка вышла из горлышка.

Держа в каждой руке по стакану, Кэдмон подошел к Эди.

— Приношу свои извинения за то, что портвейн не сцежен. Поскольку мы трясли бутылку, придется довольствоваться тем, что есть. — Затем с улыбкой добавил: — Осторожнее, эта штука здорово бьет в голову.

Эди взяла стакан и, ответив на улыбку, пригубила рубиново-красный напиток.

— Точно. Определенно, эту штуку пить можно.

Кэдмон рассмеялся глубоким, сочным, призывным смехом, который подействовал на Эди как портвейн и заставил снова улыбнуться.

— А теперь вернемся к насущным задачам. — Он указал на круглый столик в углу: — Будем надеяться, нам удастся связать последние четыре строчки.

Не зная, какая от нее может быть помощь, поскольку из-за разницы в часовых поясах рассудок работал все медленнее, Эди уселась в кресло с высокой спинкой, придвинутое к стене. У нее возникло странное чувство, что пользы от портвейна будет мало. Она посмотрела на последние четыре строчки переведенного текста.

Верный гусь скорбно оплакал всех мертвых.

Я не знаю, как такие невзгоды могут служить миру,

Но если человек с преданным сердцем ищет святого блаженного мученика,

Там, в пелене между двумя мирами, он найдет скрытую истину.

Используя вместо указки указательный палец, Эди подчеркнула первую строчку и хихикнула:

— Несомненно, плохо скрытая ссылка на Матушку Гусыню.

Кэдмон деловито обвел слово «гусь» карандашом.

— В средневековой лексике слова «гусь» и «лебедь» нередко путались, гусь был символом бдительности. В свете всего того, что нам известно, смысл первой строчки становится совершенно очевиден.

— Вот как? Извини, но я за тобой не поспеваю.

— Вспомни, что Гален взял на себя роль хранителя Ковчега, а для часового самым главным качеством является бдительность.

— И не будем также забывать, что эти катрены были лебединой песней Галена.

Кэдмон взглянул на стакан в руке Эди, словно молча вопрошая: «И много ты уже выпила?», и она быстро отодвинула стакан в сторону.