Книга Кровь и лед, страница 17 – Роберт Мазелло

Казински бросил взгляд на монитор, ни на секунду не прерывая бега.

— Это еще что! Дальше станет хуже, как пить дать!

Хорошо хоть Дэррил не слышит слов старшины, подумал Майкл. Его самого новость обрадовала. Пересечь гибельные воды Мирового океана и не попасть в шторм — все равно что побывать в Париже и не увидеть Эйфелеву башню.

Держась руками за переборки, он неверной походкой добрел по хитросплетению коридоров до каюты. Койка Дэррила была пуста, но через запертую дверь в гальюн доносились звуки, свидетельствующие о том, что ученый там и его выворачивает наизнанку.

Майкл сел на свою койку и повалился на спину. «Пристегните ремни безопасности. Ночь будет лишена комфорта», — пронеслось у него в голове. Кристин часто повторяла эту цитату из старого фильма с участием Бет Дэвис, когда ночь застигала их в каком-нибудь опасном месте. Майкл многое бы отдал за то, чтобы увидеть ее сейчас рядом с собой и еще хотя бы разок услышать эти слова из ее уст…

Фанерная дверь распахнулась, из гальюна, полусогнувшись, вышел Дэррил, добрался до койки и рухнул пластом. Заметив соседа, он простонал:

— Лучше тебе туда не ходить. Я промазал.

Майкл скорее бы удивился, если бы тот не промазал.

— И надо тебе было сегодня брать добавку? — бросил он.

Дэррил, валяющийся в одних утепленных кальсонах, вымученно улыбнулся:

— Тогда хотелось.

Корабль вновь резко накренился, да так сильно, что Майклу пришлось ухватиться за привинченное к полу основание койки.

Дэррил позеленел еще сильнее и закрыл глаза.

Майкл, все еще держась за каркас койки, привстал и оперся спиной о внутреннюю переборку. Ночка, без сомнения, предстоит веселенькая. Интересно, сколько времени вообще может продлиться такой шторм? Несколько дней? А как сильно он разыграется? А еще интереснее, как сильно он способен разыграться?..

Майкл взял одну из книг Одюбона, [4] но корабль качало и болтало во все стороны так неистово, что о чтении не могло быть и речи — даже попытка сфокусироваться на буквах вызывала тошноту. Книгу пришлось сунуть под матрас. Здесь, в кормовой части, во время шторма гул двигателей и шум винтов звучали особенно громко. Дэррил лежал на койке без движения, словно мумия, правда, тяжело дышал и тихонько стонал.

— Что ты принял от качки? — спросил у него Майкл. — Скополамин?

Дэррил выдавил из себя что-то наподобие «да».

— А еще что?

Он бессильно поднял вверх руку, показывая запястье с обмотанным вокруг него толстым эластичным ремешком.

— Что это?

— Акупрессурный бандаж. Говорят, помогает.

Майкл никогда о таком не слышал; впрочем, Дэррил, кажется, тоже не мог бы поручиться, что ему не подсунули пустышку.

— Может, смотаться к Шарлотте и попросить чего-нибудь посильнее? — предложил Майкл.

— Лучше не выходи из каюты, а то помрешь где-нибудь на полпути, — прошептал Дэррил.

— Да тут всего пара шагов по коридору. Сейчас вернусь.

Майкл выждал момент, когда ледокол принял прямое положение, встал и вышел из каюты. Длинный проход, покачивающийся перед глазами то в одну сторону, то в другую, напоминал скорее безумный аттракцион в парке развлечений. Картину дополняло мерцание пляшущих под потолком флуоресцентных ламп.

Каюта Шарлотты находилась в средней части корабля. Из-под двери предательски выбивалась полоска света; когда Майкл постучал, он был уверен, что врач еще не спит.

— Это Майкл, — сказал он через дверь. — Дэррилу требуется помощь.

Открыв дверь, Шарлотта предстала перед ним в стеганом халате, в вышивке которого угадывались китайские мотивы — изрыгающие пламя зеленые и золотые драконы, — и теплых мохнатых тапочках. Голову доктора Бернс венчал большой узел из косичек.

— Только не говори, что у него морская болезнь, — начала она, уже протягивая руку к аптечке.

К тому времени, как они вернулись в каюту, Дэррил лежал, скрючившись в три погибели, и напоминал несчастного маленького ребенка, у которого разболелся живот.

Шарлота села на край койки и поинтересовалась, какие средства он успел принять. Когда ученый продемонстрировал ей акупрессурный бандаж, она сказала:

— Уму непостижимо, в какую чушь способны верить некоторые люди.

Доктор Барнс порылась в аптечке и извлекла из нее какой-то пузырек и шприц.

— О фенитоине когда-нибудь слышал?

— Аналог дилантина.

— О-о-о, да ты, вижу, знаток. Когда-нибудь его принимал?

— Один раз, перед погружением.

— Надеюсь, не перед самым погружением. — Она наполнила шприц. — Негативные реакции отмечались?

Дэррил начал было отрицательно трясти головой, но, видимо, сообразил, что сейчас лучше вообще ничем не трясти, и пробормотал «нет».

— А как действует препарат? — спросил Майкл, закатывая Дэррилу рукав.

— Тормозит проводимость нервных путей в животе. Если откровенно, он не одобрен для лечения страдающих морской болезнью. Но подводники его любят… Не шевелись, — попросила доктор Барнс Дэррила, после чего воткнула иглу в его веснушчатую кожу на плече. — Полежи спокойно. Эффект наступит минут через десять.

Она спрятала использованную иглу под оранжевый пластиковый колпачок, флакончик с лекарством убрала на дно аптечки и только после этого впервые огляделась, оценивая убранство каюты.

— Обалдеть. Похоже, мне достались самые шикарные апартаменты на корабле. — Учуяв амбре, принесенное потоком воздуха из-под двери гальюна, Щарлотта поморщила нос. — Мальчики когда-нибудь слышали о лизоле?

Майкл засмеялся, и даже Дэррил слабо улыбнулся. Когда она ушла, Майкл принялся натягивать на себя парку, ботинки и перчатки. В каюте было душно да к тому же воняло блевотой; неудержимо хотелось вырваться из помещения.

Дэррил вяло повернул голову и уставился на приятеля угрюмым взглядом.

— Ну а теперь-то куда тебя черт несет?

— Делать свою работу, — ответил Майкл, пряча компактную цифровую камеру глубоко в недра парки; на морозе батарейки могут сесть очень быстро. — Что-нибудь нужно, пока я не ушел?

— A-а… позвони моей жене и скажи, что я всегда любил и ее, и наших детей.

Майкл до сих пор не удосужился расспросить биолога о его семье.

— А сколько у вас детей?

— Не сейчас, — пробормотал Дэррил и махнул рукой. — Не могу вспомнить точное количество.

Майкл вышел из каюты, оставив включенным свет, затем осторожно миновал коридор и поднялся по трапу. Он уже собрался проследовать дальше на мостик — надеясь сделать несколько достойных фотографий из иллюминатора или наружного люка, — как вдруг через сдвижную дверь увидел удивительную картину: море и небо, сливаясь друг с другом, образовывали монотонную серую панораму, на которой было невозможно различить линию горизонта. Мир словно сделался плоским и пустым, превратившись в воплощение абсолютной обреченности.