Онлайн книга «Время скорпионов»
— Спасибо. Очень мило с твоей стороны. — Он вздохнул. — Я как каторжный работаю над планом развития одного датского предприятия, занимающегося программным обеспечением превентивного CRM. — Чего? — Predictive customer relationship management. Построением предварительных отношений с будущими клиентами, если так тебе больше нравится. Зануднее не бывает, но кто-то же должен этим заниматься. Печальная правда заключается в том, что я света белого не вижу. К счастью, это скоро закончится. А что с твоим репортажем, дело движется? Журналистка кивнула: — Неделя была беспокойная, но страшно интересная. Мы сумели приблизиться к нашему источнику, он… — Она взглянула на Жан-Лу. Он мягко накрыл своей ладонью ее руку: — Тебе нечего бояться. — Я тебя почти не знаю. — Амель стала нервно теребить салфетку. — К тому же это не только мое дело. У Ружара репутация. Если кто-нибудь узнает, что он работает над такой актуальной, животрепещущей темой, его собратья заинтересуются и постараются сунуть свой нос. А мы не можем упустить возможности первыми опубликовать сенсацию. — Обещаю, что ничего не расскажу. — И добавил: — Это твое дело, а правда такое важное? — Потенциально да. Потому-то мне особенно не хочется вляпаться. — Политическое? — Да. — Наверное, это очень будоражит — окунуться в такую историю и исследовать закулисную сторону действительности. Глаза Сервье блуждали в бушующих волнах серой и раздутой от дождей Сены. — Будоражит? Да, наверное. Мне-то на самом деле это отвратительно. — Даже так? — Вся информация, которой нам удается завладеть, выглядит скорее плачевно и подрывает веру в надежность системы. Все это отдает грязными делишками и махинациями на всех этажах власти, действующей ради «высшей» цели, чаще всего не поддающейся четкому определению. — И тебя это удивляет? — И да, и нет. Сперва я подозревала, теперь констатирую. То есть я предполагаю. И потом, иногда… как бы это сказать? Иногда у меня создается впечатление, что на самом деле мы исполняем роль статистов, произносим слова, не нам предназначенные. Не знаю, достаточно ли ясно я выражаюсь. — Но ты хочешь продолжать? — Да. — Почему? — Потому что думаю, что кто-то должен сказать правду. Если никто ничего не будет делать, как все это изменить? — Прошло несколько секунд, прежде чем Амель вполголоса продолжила: — Я боюсь… — Извини, что? — Кажется, Сервье не расслышал. — Ничего. 23.10.2001 Обычно Ружар не встречался с Жюльеном Акрутом прямо в профсоюзе. Тот предпочитал, чтобы их видели вместе только на официальных встречах. Однако сегодня журналист, измученный невозможностью выйти с ним на связь в течение нескольких дней, нарушил эту молчаливую договоренность и навестил ответственного работника без предупреждения, прямо в профсоюзе, в двенадцатом округе. Акрут встретил его в холле и в раздражении потащил на улицу. — Что это тебе вздумалось сюда прийти? — Ты не отвечаешь на звонки, не перезваниваешь, вот я и пришел. Мне надо с тобой поговорить. — Ты очень не вовремя. Все в истерике, видал, что вчера произошло? — Демонстрация? — Ну да, наши коллеги проявляют недовольство, и поверь мне, на этом дело не кончится. Шел дождь. Ружар предложил выпить кофе в кофейне напротив, но профсоюзный деятель отказался. — Некогда. — Они остановились у подъезда. — Чего тебе надо? — В одном из оставленных тебе сообщений я назвал имя. Можешь что-нибудь узнать об этом человеке? — Напомни, кто это? Полицейский прикидывался дурачком, тянул время. Журналист удержался от выражения недовольства, он должен проявлять терпение. — Мишель Хаммуд. — Ах да, Хаммуд. Тебе наболтали ерунды, его не существует. — Информация подтверждена другим лицом, достойным доверия. Накануне журналист еще раз переговорил с Мажуром, сотрудником внешней разведки. Тот в конце концов с неохотой подтвердил точность сведений «Мартины», не потрудившись что-нибудь добавить. Высокопоставленный чиновник был заметно встревожен, а ложь Акрута только лишний раз доказывала важность откровений информатора Ружара. — Мне бы встретиться с кем-нибудь из криминалистов или антитеррористов. Не попробуешь узнать? Может, тамошний твой кореш, этот Понсо… — Брось! — Резко перебив его, профсоюзный деятель прошептал журналисту в самое ухо: — Твой ливанец смердит. — Акрут торопливо направился к своему кабинету. — И оставь меня в покое! — прокричал он, не оборачиваясь. Ружар дал ему уйти. Подобная реакция полицейского одновременно удивила журналиста и доставила ему удовлетворение. Сам того не ведая, Акрут кое-что все-таки сообщил. Национальность Хаммуда. А уж с этим-то Ружар знал, к кому обратиться. Не спросив позволения, за стол к Амель подсел какой-то мужчина. Она с раздражением подняла голову и увидела приветливое лицо Клейна. Они находились на его территории, в зале документации редакции его журнала. Он был не лишен обаяния, одевался со вкусом и сохранил лукавые искорки в очень светлых, как у Сильвена, глазах. — Все хорошо? Он был довольно рыхлого телосложения: «дряхлого», подумала молодая женщина. Утром Ружар торопливо и как можно более неприметно, чтобы не привлекать внимания, познакомил их в коридоре и умчался. — Мне бы хотелось поблагодарить вас за справку об антитерроризме. Бастьен рассказал мне, какую ценную помощь вы ему оказали. Я чувствую, вы созданы для такой работы. Амель улыбнулась. Она сделала чуть больше, чем просто помогла Ружару: она написала всю статью. А он только заглянул в нее, прежде чем отправить в редакцию за своей подписью, и исправил несколько опечаток и один или два оборота. Это была их «сделка», и из соображений секретности им следовало хранить свое сотрудничество в тайне. Если бы стало известно, что помощница Бастьена Ружара сечет в таких тонких делах, могли бы возникнуть ненужные вопросы. Журналист всех подозревал, особенно внутри собственной редакции. Однако Амель знала, что по окончании этой работы ее ждет награда. Ей обещали должность. К тому же, помимо надбавки за составление документов и компенсации расходов, ей платили как журналисту на официальной сдельной работе. — Чем вы сейчас занимаетесь? — Сетями скрытого финансирования террористов. — Ах да, Бастьен говорил мне. Очень хорошо. — Клейн накрыл своей ладонью руку Амель и сжал ее. Чуть дольше, чем следовало. |