Книга Три недели страха, страница 36 – Си Джей Бокс

— Мы понимаем, — ответил я за нас обоих.

— О'кей. Мы пытаемся нанести удар судье через его сына. Напугать Гэрретта, заставив его подписать отказ от опеки.

— Да, — кивнул я после паузы.

— И вы сознаете, что, когда вы пугаете кого-то, заставляя что-то сделать, это может вызвать нежелательные последствия. Быть преступником — не точная наука.

— Коуди! — воскликнула Мелисса с заднего сиденья.

— Я только хочу убедиться, что мы понимаем друг друга. Лучше говорить прямо.

— Мы не преступники, — сказала Мелисса. — Мы не пытаемся отбирать детей у их родителей!

— Закон на его стороне, — терпеливо напомнил Коуди. — Я с этим не согласен, как и со многим другим, что определяет закон. Например, с тем, что Обри Коутс на свободе. Но закон на стороне судьи Морленда.

— Однако его жена ничего не знает об Энджелине, значит, здесь что-то не так, — возразила Мелисса. — А его сын Гэрретт убил нашу собаку, не говоря уже о том, что он и его друг сделали с Джеком и в нашем доме!

Коуди говорил с ней, обращаясь к зеркалу заднего вида.

— Мелисса, то, что его жена об этом не знает, не является преступлением, хотя это странно. И мы думаем, что знаем, кто убил Харри, но не можем это доказать.

— А как насчет Луиса? — спросил я.

Коуди горько усмехнулся.

— Я вздул Луиса за то, что он ездил около вашего дома. Кто преступник в данном случае?

— Гэрретт утопил его. Это преступление.

— А откуда мы об этом знаем? — осведомился Коуди. — Откуда нам известно, что Луис не утопился сам? Гэрретт может заявить, что Луис хотел выйти из машины, что он не знал, насколько серьезно пострадал Луис, и что тот не пожелал ехать в больницу. Поэтому Луис поплелся пешком в темноте и свалился в Саут-Плэтт. Как Гэрретт может отвечать за это?

Я промолчал.

— Почему ты это говоришь? — В глазах Мелиссы блестели слезы.

— Я хочу быть уверенным, что мы все осознаём, что делаем, — ответил Коуди. — Вот и все.

— Мы осознаём, — подтвердил я.

— Когда Брайен получит фотографии, — сказала Мелисса, — нам, может быть, не понадобится заходить так далеко.

— Ты веришь Брайену и его фотографиям? — В голосе Коуди слышались сарказм и жалость. — Подумай сама. Что может быть на них изображено? Судья Морленд в постели с девушкой? С мальчиком? Что, если они смонтированы и судья поймет, что это любительский шантаж? Где тогда окажетесь вы? И где Брайен, когда это произойдет? Думаю, он отправится в длительную деловую поездку. Я просто размышляю, как обычно делают копы.

— Мне не нравится твое отношение к Брайену, — сказала Мелисса.

Коуди пожал плечами.

— Вот почему меня временно отстранили от работы в Денверском департаменте полиции. Я не умею держать язык за зубами.

— Почему ты это говоришь? — снова спросила Мелисса. Я потянулся назад, чтобы взять ее за руку, но она отстранилась, скрестив руки на груди.

— Потому что, — отозвался Коуди, — мы не знаем, что произойдет, когда мы спустим с поводка Джетера Хойта.

Я попросил Коуди остановиться и перебрался на заднее сиденье к Мелиссе. Сначала она напряглась, но потом позволила обнять ее.

— Мы поступаем правильно, — шепнул я. — Все будет в порядке.

— У меня к вам еще один вопрос, — сказал Коуди. — Если бы вам пришлось делать все это снова, вы удочерили бы девочку?

— Да, — одновременно ответили мы.

— Отлично, — кивнул Коуди. — Дети нуждаются в том, чтобы их хотели…

Я заметил, что Мелисса вытащила руку из-под одеяла и крепко сжала поручень автомобильного кресла Энджелины.

Линкольн в штате Монтана с населением тысяча сто человек был деревней в национальном парке на берегу реки Блэкфут. Маленькое поселение стало известным в 1990-х годах, когда Теодор Качински, известный как Унабомбер, [16] был арестован там в своей хижине, которую впоследствии целиком переправили через Стемпл-Пасс в столицу штата Хелену, в пятидесяти девяти милях к юго-востоку. Деревня выглядела так, словно ее сбросили в лес с вертолета и некоторые строения приземлились неудачно.

Она также служила домом Джетеру Хойту.

Мы прибыли туда в субботу в три часа дня. Четырнадцатичасовая поездка напоминала путешествие через большую часть Западной Европы, хотя мы всего лишь пересекли один штат и въехали в другой.

Коуди припарковался у бара. Очевидно, его сотовый телефон разрядился, так как он провел семь или восемь часов в тщетных поисках сигнала. Я вышел вместе с ним, заметив:

— Ты вел себя грубовато.

Коуди зажег сигарету.

— Я становлюсь таким, когда не курю и не пью, — сказал он. — Когда все, что у меня есть, — это гребаная реальность, смотрящая мне в физиономию.

— Спасибо за подвоз, — поблагодарил я.

— Не за что.

— Что, если твоего дяди здесь нет?

— Вполне возможно, — отозвался Коуди. — Сейчас конец охотничьего сезона. Помнишь охотничьи сезоны? — с тоской спросил он.

— Помню. Но ты ведь говорил с ним недавно?

Коуди кивнул:

— Я говорил ему, что мы можем приехать. Но он не сказал, будет дома или нет, — только проворчал в ответ.

Когда Коуди вошел в бар, я прислонился к моему «чероки», сунув руки в карманы. На горах к югу и пустоши Скейпгоут к северу лежал снег. Я разглядел полосу снега даже в тени сосен за баром. Маленькие горные поселки вроде этого были особенно непривлекательны два сезона в году — теперь, когда раннего снега хватало, чтобы испачкать землю, но не чтобы замерзнуть на ней, и весной, когда снег таял, обнажая скопившийся под ним мусор. Но, словно оттеняя непритязательную внешность, здесь особенно хорошо пахло именно в это время, когда воздух был напоен ароматами леса. Этот воздух напоминал мне дом.

Повернувшись, я увидел, что Энджелина проснулась и улыбается мне через окно. Мелисса крепко держала ее. Улыбка, наполнив меня радостью, лишний раз убедила, что я поступаю правильно. Я постучал в окошко, и Мелисса открыла его.

— Понюхай воздух, — сказал я.

— Пахнет лесом.

— Если бы в этих местечках была работа для специалистов по международному туризму, — вздохнул я, просунув руку в машину, чтобы Энджелина могла схватить меня за палец. — Как прекрасно жить и растить детей здесь!