Онлайн книга «Доброй ночи, любовь моя»
|
А потом она совсем нас достала, она сама виновата, мы же были дети, ни черта не понимали... Она пыталась меня купить. А тот, кто покупает, всегда находится в слабой позиции. – Пойдем со мной после школы, Берит, у меня есть целый ящик с пастилками «Санди». – А Йилл? – Да, да, Йилл тоже пусть идет. Это и был тот самый дом, он стоял возле озера, у них свой причал имелся и красивая большая лодка. Ее папа был владельцем всего концерна «Санди». – Флоры нет дома, – сказала она. – Флора... это твоя мама? Она пожала плечами. – Твоя мама ведь умерла? – Да. – Она на кладбище лежит? – Да. – Она иностранка была? – Она приехала из Франции. Когда я вырасту большая, тоже туда перееду. – А по-шведски она говорила, твоя мама? – Говорила. – А ты по-французски говоришь? – Папа меня научит. Когда у него будет время. Сейчас он очень занят с разными фабриками. Когда мы подходили к дому, она велела нам притихнуть. – Вдруг Флора еще не уехала. Она не уехала. Мы прятались за большим камнем и наблюдали, как она спускается с лестницы. Она не походила на наших мам. Моя мама была старой, я поняла это, когда увидела Флору. Она была почти такой же тонкой, как мы. И накрашена как кинозвезда. Ей было трудно идти по гравию на высоких каблуках, они все время увязали. У дороги ее ждал автомобиль. Мы увидели, как она садится на заднее сиденье, а шофер придерживает дверцу, а потом закрывает. Нас она не заметила. – По магазинам поехала, – сказала Жюстина. – Она любит по магазинам ходить. Ключ от дома висел на шнурке у Жюстины на шее. Она встала на цыпочки, чтобы отпереть дверь. Было немного жутковато крадучись ходить по их дому, будто мы делали что-то запретное. Будто и она сама совершала нечто ужасное. Жюстинина комната находилась на втором этаже. И была похожа на мою. Кровать, письменный стол, книги. Несколько кукол и плюшевых зверей. Она опустилась на колени и выдвинула из-под кровати ящик. – Па-да-да-дам! – пропела она и сорвала крышку. Словно фокусник. Ящик был полон коробочками с пастилками. – Берите, – сказала Жюстина. Мы взяли каждая по четыре коробочки, Йилл и я, больше было не унести. – Ну мы пошли, – сказала Йилл. Жюстина вскочила на ноги и остановилась в дверях: – Хотите посмотреть, где моя мама умерла? Мы переглянулись. – Да, – сказала я. – Тогда пошли со мной! * * * Она привела нас к большому окну на втором этаже. – Здесь мама лежала на полу и умирала. – А почему она умерла? – У нее в мозгу что-то оторвалось. – Она что, сумасшедшая была, твоя мама? – спросила Йилл, хихикнув. – Нет... – Ты же сумасшедшая, может, тебе от нее передалось, – сказала Йилл. – Вовсе я не сумасшедшая! Я покосилась на гладкий коричневый пол и попыталась представить себе, как женщина, которая была Жюстининой настоящей матерью, лежала там и хрипела, перед тем как испустить последний вздох. – А ты плакала? – спросила я. – Почему плакала? – Когда твоя мама лежала здесь и умирала. – Наверное, плакала. Она побежала вниз по лестнице, мы за ней. – Хотите еще кое-что посмотреть? – Нет. – Хотите, хотите! Кое-что интересное! – А что? – В подвале. – А что там, в подвале? Она уже открыла дверь, ведущую вниз, и начала спускаться по ступенькам. Йилл поглядела на меня: – Ладно, давай. Ничего особенного в подвале не было. Там стоял большой отопительный котел, на веревке сушились простыни. У окна стоял каток для белья, лежала гора квадратных камней, на которых стояли пустые цветочные горшки. – А что тут в подвале? – спросила я. Вид у Жюстины был таинственный. Заколка в ее волосах расстегнулась и болталась, запутавшись в волосах. Она распахнула дверь в комнату поменьше. – Там! – указала она пальцем. В комнатке стоял обычный бак, в котором кипятят белье. И больше ничего. – И что тут такого? Такой есть у бабушки с дедушкой. – Флора меня иногда туда сажает. – Что? – Когда на меня сердится. – Она тебя в бак сажает? – Да. – А зачем? – Она напускает туда воды и говорит, что выварит из меня упрямство. У меня по спине побежали мурашки, но не от страха, не от сочувствия, а от чего-то другого, словно бы приятного. * * * Я много думала об этом в последнее время. У детей, кажется, нет способности к сопереживанию. Только вот у всех ли детей? Или это я была такая... А как же в нашей семье? У меня же были хорошие, добрые родители, которые со мной хорошо обращались. Может, они меня баловали, они ведь были совсем немолодые, когда я наконец появилась. Я была единственным ребенком, никаких братьев-сестер, которые меня держали бы в узде. Конечно, тогда вырастаешь избалованным. Но ведь человек имеет право выбирать, с кем хочет общаться? Она же могла к кому-нибудь другому липнуть, а не все время к нам с Йилл. У нее в школьной сумке было полно коробочек с пастилками «Санди», мы выбирали, хотим мы с ментолом или с медом, а если не могли выбрать, то получали и те и другие. Ох, до чего же нам хотелось от нее отделаться! Мне кажется, что это я предложила пойти на кладбище. Идти туда было довольно далеко, вдоль всей дороги в Сандвик, если, конечно, не бежать закоулками. Она тащилась за нами как приклеенная. Мы с Йилл болтали друг с дружкой и не обращали на нее внимания, но я знала, что она за нами увяжется, именно на это я и рассчитывала. Дело было в сентябре или октябре, потому что деревья стояли еще зеленые, но воздух уже холодил кожу. Мы были одеты в курточки и брюки, за спинами школьные ранцы, которые мы вечно за собой таскали. Мы все еще немного гордились тем, что ходим в школу. Коробочек с пастилками хватило на всю дорогу до кладбища. – А что мы будем делать там? – поинтересовалась Жюстина. – Маму твою навестим. |