Книга Слишком чужая, слишком своя, страница 36 – Алла Полянская

— Феликс, я понимаю вас. Идите работайте. Я не упрекаю вас ни в чем, поймите. Я просто хочу разобраться. Хочу знать. Но я не буду больше мучить вас. Я знаю, у вас семья, вам это ни к чему. Можете идти.

— Подождите. Я должен кое-что вам рассказать. Может, это и не имеет значения, но мне так не кажется. Неделю назад я задержался в лаборатории, потому как Сабина нафотографировала, а сама... Так что я печатал се снимки — и вдруг слышу, как Олег Иванович с кем-то говорит по сотовому. Речь шла о вас, я уверен. Он говорил с мужчиной и будто бы оправдывался перед ним. Рассказал, что вас скоро выписывают после операции, все описал. А еще почему-то повторял: «У нее ничего нет, она никогда даже не поинтересовалась, ни единым словом не напомнила». Вот и все, что я слышал. Но вы же знаете, что он любит вас. И ненавидит.

— Впервые слышу, — я делаю удивленный вид, и это мне не трудно. — С чего вы это взяли? Мы столько лет работаем вместе, но я ничего такого не замечала.

— Тогда вы, уж простите мою наглость, очень неопытная женщина. Он влюблен в вас с первого дня. С того самого дня, как Богулевский поставил его следить за вами. Не говорите, что вы и этого не знали. И он честно собирался следить, но так влюбился, что... А вы знали и не могли простить ему, что он согласился на такую мерзкую роль. Ведь вы сами ему сказали, мы все слышали. Перед показом в Париже, он же объяснился вам. Думал, что перед всеми вы будете более снисходительны. Неужели вы забыли?

— Я просто думала, что эта блажь у него уже прошла.

— Вы и вправду слишком неопытная женщина! Вот верите — говорю вам это, а сам весь дрожу. Никогда не думал, что у нас с вами выйдет такой разговор. Но если вы действительно не знаете, а все здесь в курсе... Конечно, оно и понятно, вам не до этого: вы себя загоняете на работе. Вы простите, если я что-то не так сказал, но если уж зашла речь об этом, вы должны узнать все. Ничего у него не прошло. Когда вы вернулись из Парижа, он хотел наладить отношения, а вы так странно себя вели... Он же тогда еще не был таким гордым, мы с ним немного дружили, выпивали вместе иногда... Так что я был в курсе всех дел.

— Не понимаю, что в моем поведении могло показаться вам странным... Я тогда немного приболела, но это, наверное, просто от переутомления, так что... Тем более весь персонал был новый.

— Да, но вы вели себя так, словно ничего не случилось. И совсем не хотели замечать Олега. Раньше хоть о погоде говорили, а тогда — все, как отрезало. Только о работе. Иногда высказывали недовольство, но так, безразлично. Он ненавидит вас за это. И я не удивлюсь, если он задумал что-то плохое. Нет, не так, чтоб навредить, он же любит вас, а так, чтобы стать вам необходимым.

— Я не все поняла, но благодарна вам, Феликс, за откровенность. Никому не рассказывайте о нашем разговоре, даже жене. Если кто-то спросит, зачем я вас вызывала, скажете...

— Скажу, что вы хотели просмотреть таллинские снимки. Я скоро напечатаю их и принесу. Там, кстати, много интересного. Королев представил любопытную коллекцию, вот увидите.

Он поспешно выходит. Понятно, что он не выдержит даже слабого нажима и расколется. Но я не узнала ничего особенного. А вот господин Вишневецкий меня обманул. Я давно это знала, так что пришло время нам пообщаться. И, если я правильно поняла, скоро он объявится собственной персоной.

— Юля, здравствуй, — я так и предполагала. — Как это я не услышал, когда ты заходила? Ведь сижу здесь, напротив... Как здоровье?

— Что там Королев представил в Таллине? Почему ты мне не сообщил?

— Но это мелочи! Просто я решил сделать там небольшую премьеру, чтобы девушки вошли в образ, хотел видеть реакцию. Спроси лучше о Варшаве. Вместо тебя ездила Вика. Полный успех. Обо всем договорено. Принести документы?

— Я удивляюсь, что ты спрашиваешь. Потом пришлешь Вику.

— Хорошо. Тут еще одно дело... У Сабины родился ребенок. Мы должны выплачивать ей пособие, и нам нужен еще один фотограф. Если уволить Сабину, у меня на примете есть один парень...

— Мы не можем уволить Сабину, закон не позволяет.

— Давай скажем, что уволим Феликса, если она не согласится уйти добровольно. Ну не платить же ей пособие, в самом деле! Мы не благотворительная организация.

— Мы не станем этого делать. Если нам нужен фотограф, возьми кого-то временно. Вернется Сабина — будет работать.

Неужели я раньше могла бы сделать такое?

— Но ты подумай: ребенок будет болеть, оплачивать больничные...

— Ты слышал, что я сказала.

— Юля, но...

— Не принимается. Я уже все решила. Если не согласен — можешь уволиться.

— Ты меня ненавидишь!

— Не начинай опять этот бесполезный разговор. Здесь не о чем говорить.

— Но ведь было время, кода ты иначе относилась ко мне! — Он идет ва-банк. Ну-ка, парень, что ты задумал?

— Ты сам виноват.

— Я не знал...

— Чего ты не знал?

— Сама знаешь. Я еще тогда все тебе сказал. Все слышали. И все слышали, что ты ответила. Ты не могла меня пощадить. Тебе надо было растоптать меня тогда. Ты меня до сих пор ненавидишь. Но ты не знаешь... И никогда не узнаешь...

Он идет к дверям. Нет, милок, ты сейчас как раз в нужной кондиции. Пришло время задавать вопросы.

— Почему ты сказал, что работаешь на меня с мая пятого года, если это не так?

— Но это правда! До этого я работал на Богулевского.

Нет, дорогой, не так просто. Что-то ты крутишь.

— Зачем ты уволил мой персонал?

— Но ты же приказала!

— Не ври. Ты не хуже меня знаешь, что я ничего тебе не приказывала. Поэтому повторяю вопрос: зачем?

— Я просто выполнял твой приказ.

Он врет как сивый мерин, а теперь еще пытается улизнуть.

— Сядь. Ты уйдешь тогда, когда я тебе скажу. Все контракты наших сотрудников датируются маем пятого года, так?

— Ты видела документы.

— Но кое-кто работал и раньше. Например, эта кукла на коммутаторе. Так?

— Да, так. Какое это имеет значение? — Он начинает нервничать.

— И ты знаешь, что она расколется, если я начну спрашивать.

— Она ничего не знает, поэтому она еще здесь.

— Это ты так думаешь.

— Я точно знаю.

То, что ты с ней спишь, не дает тебе знания ее мыслей.

— Тебе лучше рассказать мне. Тогда, возможно, я не сделаю с тобой то, что сделала с двумя пьяными садистами и вонючим типом с гарротой. Чего побледнел, думал, и не пойму, откуда ветер дует?

Теперь уже я играю ва-банк. Но играю правильно. Он не умеет держать себя в руках, весь просто позеленел. Не боец.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.