Книга Гениальный грабитель, страница 8 – Евгений Сухов

— Это уж точно.

— В моем плане это самое слабое место. Тайга и вечная мерзлота на тысячи километров вокруг, и никакого жилья! Обязательно вычислят. Даже в тюрьму не повезут, просто пристрелят на месте, а алмазы заберут. Если уж не полиция, так какие-нибудь охотники.

— Невеселую ты картину рисуешь.

— Какая есть… О пропавших алмазах узнают сразу. Их будет искать не только служба безопасности с полицией, но и бандиты.

— Фантазер, ты, парень, — усмехнулся Степан и задумался.

— Я не заставляю верить, — Егор почти обиделся. — А потом, какой мне от этого резон, сам подумай.

— Вот и я так же считаю… Как же ты все-таки думаешь отбрехаться, если тебя в самом деле ищут?

— Придумаю что-нибудь. Главное, они при мне алмазов не нашли…

— Так ведь могут найти. В полиции тоже ведь не дураки служат.

— Тебя ведь раньше отпустят, уверен, ты здесь потому, что со мной в бильярд играл, а когда они разберутся, что ты ни при чем, так сразу и выпустят. Мне же здесь еще долго куковать.

— Так что ты хочешь?

— Я про тот мешочек, с алмазами. Просьба у меня… Ты можешь взять себе половину, а вот вторую нужно отвезти в Балашиху. Сумеешь? Даже то, что там останется, тебе надолго хватит.

— А с чего ты взял, что я не возьму себе все? Ведь мы же с тобой, может быть, в первый и в последний раз встретились.

— Если ты задал такой вопрос, то уже не возьмешь.

— Хм, а ты психолог.

— Не знаю, — губы парня едва заметно дрогнули, — скорее интуиция.

— Называй адрес.

— Балашиха, Овражная, восемь. Это частный дом. Хозяйка дома — девушка, зовут Настя. Век буду тебе благодарен! Она сумеет камешками распорядиться. Сейчас ей деньги нужны.

— Попробую, — без охоты отозвался Степан. — Хотя вешаешь ты на меня немало. С твоими делами самому погореть можно.

Дверь неожиданно открылась, тяжело громыхнув металлом. В проем заглянул крепенький коренастый полицейский в помятой форме.

— Григорьев! — выкрикнул он громко. — На выход!

Поднявшись, сероглазый нерешительно зашагал к двери.

— Тебя поторопить? — помахал он наручниками, висевшими у пояса.

— Сам уж как-нибудь, — глухо отозвался сероглазый.

Шабанов попытался ободряюще улыбнуться, поймав его прощальный взгляд. Дверь с глазком захлопнулась, оборвав установившуюся невидимую связь. До самого вечера Шабанов провел в камере один, только ближе к полуночи ему втолкнули двух пьяных мужичков: один долговязый, в очках, в черном костюме и пестром широком галстуке, тугим узлом стягивающим тощую шею; другой — с побитым лицом, нелюдимый; устроившись в углу, он зло посматривал на соседей. Первый походил на доцента, перебравшего на банкете и оказавшегося в полицейском участке по недоразумению; у второго был вид дебошира, устроившего погром на веселой свадьбе (кто знает, может быть, так оно и было в действительности). Ночь Шабанов провел скверно, просыпаясь при каждом шорохе, отчего-то снился один и тот же кошмар: дебошир, помахивая ножичком, пытался добраться до его горла, а очкастый, презрев врожденную интеллигентность, держал его за ноги.

Однако все обошлось без кровопускания. Утро наступило с пронзительного крика в коридоре — кто-то отчаянно сопротивлялся, не желая шагать в камеру. Горластому следовало только посочувствовать. В следующую минуту дверь распахнулась настежь и все тот же сержант в помятой форме гаркнул:

— Шабанов! На выход!

Степан под завистливые взгляды сокамерников покинул камеру. Его проводили в кабинет, где сидел тот самый лейтенант, которого он видел вчера во дворе полицейского участка. Помнится, в некотором роде он был принимающей стороной.

— Жалобы есть? — неожиданно спросил лейтенант.

Шабанов невольно хмыкнул:

— Что вы! Я прекрасно провел досуг! Мне будет о чем вспомнить. А потом, смена обстановки всегда очень полезна. В камере со мной сидели милые интеллигентные люди, и мы прекрасно пообщались, где еще встретишь такую душевную компанию, как не в обезьяннике.

Лейтенант оставался серьезен:

— Вы первый, кто так тепло о нас отзывается… Надеюсь, вы говорите искренне. У нас, конечно же, не санаторий, но условия человеческие. Подпишите бумагу, что не имеете к нам претензий, и можете быть свободным.

— Почему такие странные вопросы? Это какие-то нововведения?

— Мы меняемся вместе с обществом… Нет, если вам, конечно, понравилось общество милых людей, тогда можете остаться, вас никто не станет выгонять. Не обещаю ресторанного меню, но с голоду тоже не дадим умереть.

— Я понял ваш юмор, — кивнул Шабанов. — Так где подписаться? — подвинул он к себе бумагу.

— Вот здесь, — охотно откликнулся лейтенант и показал указательным пальцем черту в конце плотно набранного текста.

Едва взглянув на написанное, Шабанов размашисто расписался.

— Все свободны. У меня к вам будет один вопрос.

— Задавайте.

— Вам ничего не говорил тот юноша, с которым вас сюда доставили?

— Ничего. А что, собственно, он должен был мне сообщить? Ведь я его едва знаю.

— Тоже верно, — задумчиво протянул лейтенант.

— А что?

— Дело в том, что он сегодня умер.

— Что значит умер? — невольно ахнул Степан.

— Обыкновенно умер, как умирают все люди, — лейтенант цепким взглядом уставился на собеседника. — Ему стало плохо, и он умер.

— Но он же был совсем молодой!

— А вы думаете, молодые не умирают? Это называется внезапная смерть, она случается с людьми в любом возрасте. Что ж, можете идти, мы вас больше не задерживаем.

Степан вышел из кабинета в скверном настроении. Вроде бы расстраиваться особых причин не было, он едва знал этого сероглазого парня, однако к горлу так приперло, что хоть вой! С чего бы это?

По коридору, стуча тяжелыми каблуками, протопали двое полицейских, заставив встречных потесниться. Вместе с остальными Шабанов поспешно прижался к стене, давая простор энергично размахивавшим полицейским, и, посмотрев им вслед, зашагал дальше. Сделал еще одну вынужденную остановку, когда выходил наружу, — прямо на него в сопровождении двух сержантов, со стянутыми за спиной руками, опустив буйную непокорную голову, протопал крепенький мужичок. Зыркнув на Шабанова недобрым взглядом, он вновь уставился в пол. Отчего-то думалось, что тот задержится в стенах полиции надолго.

Во дворе стояла машина «Скорой помощи», из нее расторопно, подхватив узкие складные носилки, выскочили два розовощеких жизнерадостных медбрата. Ни на кого не глядя, они вошли в полицейский участок. Степан отошел в сторонку, решив посмотреть, что будет дальше. Ждать пришлось недолго, едва-то сигарету прикурил, как санитары вышли с носилками, на которых лежало тело, укрытое несвежей простыней. Из-под нее выглядывали остроносые ботинки, принадлежавшие сероглазому. Привычно задвинули носилки вовнутрь кареты, и, взобравшись в машину, они устроились по обе стороны от неподвижного тела на скамейках, будто бы в почетном карауле. Машина «Скорой помощи» плавно выехала со двора полицейского участка.