Онлайн книга «Билет в ад»
|
Он пожал плечами: — Не знаю… просто голова болела, и все. Шарли вздрогнула: — Это похоже… на тот случай, в прошлом году? — Нет… кажется, нет. Сначала заболела голова, а потом… ну, ты знаешь, как у меня бывает… когда память как будто скачет из прошлого в будущее. Лицо Шарли омрачилось. В прошлом году Давиду пришлось сделать энцефалограмму — он неудачно упал во время игры в мяч, и рентген обнаружил легкую черепную травму. Именно тогда Шарли выяснила реальное положение дел: необычные способности сына были следствием изначально неправильного строения мозга. — У вашего сына уже проявлялись какие-то особые свойства? — спросил ее невролог, элегантный мужчина с серебристыми висками, важный, как китайский мандарин, сидевший за столом в своем кабинете, оборудованном по последнему слову медицинской техники. Шарли почувствовала, что краснеет. — Нет, — солгала она. Серж рядом с ней сидел не шелохнувшись, но она знала, что он стережет каждое ее слово, словно цербер. — Видите ли, меня кое-что заинтересовало… Может быть, у него особенно хорошая память? Или какие-то необычные сны?.. Шарли очень хотелось рассказать ему обо всем. О том, как быстро Давид научился говорить, читать, писать. О том, как хорошо он все запоминал. Об этой его… аномалии, о «небольшом отличии», которое, возможно, могло в будущем сделать его настоящим гением. И о своем собственном ужасе, который она испытала, когда это стало для нее очевидно. Но она промолчала. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы ее сына изучали, как подопытного кролика. — Нет, доктор… ничего такого. — Странно. Дело в том, что одна часть мозга вашего сына необыкновенно развита. Я говорю о конечном мозге, который находится в левом полушарии и отвечает за долговременную память. К тому же — и это делает вашего сына совершенно уникальным — его гиппокамп — иными словами, желудочек головного мозга, который обеспечивает связь кратковременной память с долговременной, — также имеет объем больше обычного. Это как если бы… в голове вашего сына находился огромный многопиксельный экран, на котором одновременно отражается множество событий. — Я… я даже не знаю, что вам сказать, доктор. Да, мой сын довольно развит для своего возраста, он очень быстро все усваивает в школе, у него хорошие отметки, но… ничего сверхординарного. — И у него не было ничего похожего на дежавю? Кажется, доктор не заметил, как она вздрогнула. Да, судя по объяснениям Давида, это действительно напоминало дежавю: мгновенное, словно вспышка, воспоминание. Не предвидение — именно воспоминание, словно образы из будущего уже хранились где-то в глубинах его памяти и вдруг неожиданно всплыли на поверхность. — Нет… а при чем здесь дежавю? — неуверенно спросила Шарли. Серж рядом с ней слегка пошевелился на стуле, отчего тот скрипнул. — Согласно последним научным исследованиям, дежавю — некое кратковременное расстройство памяти. Осечка, можно сказать… — Нет, доктор, — перебил его Серж с любезной улыбкой уличного торговца, которая всегда была у него наготове для щекотливых ситуаций. — Мы никогда ничего подобного за ним не замечали. Не правда ли, дорогая? Доктор, слегка нахмурившись, в течение нескольких секунд переводил взгляд с одного на другую и обратно, как будто что-то подозревал. Наконец вздохнул и произнес: — Что ж, хорошо. Было бы любопытно провести несколько тестов… но если вы ничего не замечали… На всякий случай все же присматривайте за вашим сыном. Если вдруг он испытает шок в результате какой-то чрезвычайной ситуации, это может… пробудить в нем нечто… «…пробудить в нем нечто…» — Этой ночью не случилось ничего особенного? — спросила Шарли. Давид бросил на мать один из тех непроницаемых взглядов, которые порой ее раздражали — можно подумать, говорила она себе в такие моменты, что его невероятная память развилась за счет того, что одолжила немало клеток у системы, отвечающей за коммуникабельность. — Тебе не снились… какие-то необычные сны? Вместо ответа Давид низко опустил голову и отпил глоток из чашки с шоколадом. — Почему ты спрашиваешь? — наконец спросил он, выпрямляясь. Над верхней губой были шоколадные «усы». Шарли вздохнула. Нет, хватит на сегодня… на утро уж точно. — Так просто, сокровище мое. А теперь беги, скоро придет автобус. Не опоздай. Почему он выглядит таким отстраненным?.. То есть отстраненным гораздо больше обычного?.. Конечно, из-за вчерашней сцены. Из-за обморока… Разве могло быть иначе? Через минуту после того, как Давид вышел из кухни, Шарли почувствовала дуновение сквозняка. Она выглянула в прихожую и увидела, что сын стоит неподвижно возле настежь распахнутой входной двери. — Давид, что случи… Он обернулся, и Шарли осеклась. На золотисто-смуглом личике, с огромными черными глазами и четко очерченным, несмотря на юный возраст, подбородком, она ясно прочитала два чувства: панику и вместе с тем решительность. Сходство с отцом было поразительным. То же самое выражение, которое… …которое появилось на его лице, когда она объявила, что он скоро станет отцом… Паника. И решительность. Это абсолютное сходство даже заставило Шарли испытать мгновенный приступ головокружения. Она слегка пошатнулась. Давид протянул к ней руку. — Держи, — прошептал он. На его ладони она увидела что-то непонятное и машинально взяла это, даже не глядя, — на ощупь предмет казался просто бумажным комком, — поскольку не отрывала глаз от лица сына. Она очнулась лишь тогда, когда Давид повернулся, вышел из дома и побежал к автобусной остановке. — Давид! Но крошечная фигурка уже почти растворилась в синеватом зимнем тумане, который окутывал все предместье последние несколько дней, и вскоре скрылась за поворотом. Охваченная тревогой, Шарли закрыла дверь, потом с некоторым замешательством развернула смятый листок. 2, 7, 14, 17, 35. 3, 6. Две последние цифры были обведены контуром, напоминающим звезду. «Что за…» Она вглядывалась в цифры, пытаясь понять, расшифровать это послание, этот код — и заодно выяснить, какое отношение он имеет к… И вдруг ее сердце лихорадочно заколотилось — даже раньше, чем она успела полностью осознать смысл этих цифр. Нет, воскликнула она про себя, ведь не может такого быть, что это… оно?.. Она пересчитала цифры. Семь. И две последние обведены звездой. |