Книга Кристаль, страница 27 – Поль-Франсуа Уссон

— Само собой!

Бьорн с силой ударил ладонью по оцинкованной стойке, заставив Йохансена подскочить. Сожалея о таком резком жесте, комиссар заговорщицки ткнул своего коллегу локтем в бок, отчего тот едва не свалился с табурета.

— Ну, еще что нового?

— Отчет судмедэксперта подтверждает: смерть наступила в результате удара камнем по затылку. Кроме этого, ничего нового.

— А золотая блестка?

— Как ты и предполагал, шеф, она с костюма мажоретки.

— Можно ли узнать, с чьего именно костюма?

— Все костюмы похожи. Есть вариации, но незначительные. Я уже выяснил: каждая девушка шила свой костюм сама, но стандарт во всех странах один и тот же: платье с короткой юбкой, кивер, у капитана — жезл. Что касается деталей, то здесь уже можно фантазировать индивидуально.

— Что еще?

— Пока все.

— А где они сейчас, эти костюмы? На тренировку девушки их не надевали.

— Ребята занимаются обыском. С самого утра.

— Надеюсь, они обыскивают все номера отеля?

— Да, шеф.

В этот момент оба мужчины почти одновременно заметили Анжелу, стоявшую у другого конца барной стойки.

— Тебе уже лучше? — осведомился у нее Бьорн непринужденным тоном.

— Да, спасибо. Я немного вздремнула. К счастью, с глазами все в порядке. Это мой основной рабочий инструмент.

— Выпьешь с нами что-нибудь, пока девушки не вернулись?

Йохансен недовольно наморщил нос над своей чашкой кофе с молоком.

— То же, что и мы? — спросил Бьорн.

— Нет, лучше уж пива.

— Хороший выбор. Здешнее пиво — напиток богов. Валькирии наливают его храбрецам в Валгалле.

Йохансен изумленно взглянул на своего начальника. Анжела улыбнулась белобрысому полицейскому любезной светской улыбкой.

Еще в спортзале, когда обрабатывали ее ранку на лбу, Анжела неожиданно подумала: а к чему сопротивляться? Какая-то ее часть продолжала отвергать север, холод, прошлое. Но, если уж быть честной с самой собой, север ей все больше нравился. Особенно благодаря гиганту викингу. Что касается холода, она не могла не признать, что всего за два дня ее криофобия превратилась в обычную зябкость — пожалуй, чрезмерную, но все же переносимую. Что касается убийства, Анжела невольно ощущала, что в ней просыпается репортерский интерес, присущий человеку, который с детства привык к разъездам по следам тех или иных событий.

— Придвиньтесь друг к другу ближе, я вас сфотографирую, — предложила она.

Полицейские в нерешительности переглянулись, потом Йохансен все же придвинулся ближе к шефу.

— Улыбочку…

На первом снимке Йохансен получился чуть размытым, поскольку еще не завершил движения, зато на втором все вышло как надо: оба полицейских смотрели в объектив и непринужденно улыбались. Но третий снимок вполне заслуживал почетного места в домашнем фотоархиве. На нем был запечатлен один Бьорн с очень характерным взглядом, одновременно сообщническим и вызывающим. Он смотрел прямо в объектив и, казалось, говорил: «Ну что, шутки в сторону? Переходим к серьезным вещам? Больше не играем в кошки-мышки?»

Переходим к чему? Не играем во что? К чему это все? Но у Анжелы не было времени на то, чтобы прояснять эти вопросы, так как в бар вошла небольшая группа полицейских, несших в руках расшитые блестками костюмы мажореток.

Йохансен спрыгнул с табурета и жестом военачальника, отдающего приказы в ходе сражения, велел разложить костюмы на столах. Анжела села на его место рядом с Бьорном и, потягивая пиво, принялась наблюдать за действиями полицейских.

Вынув из нагрудного кармана маленький пакетик с лежавшей в нем драгоценной уликой — найденной в сауне блесткой. — Йохансен принялся тщательно сличать ее с теми, что были на всех костюмах. Бьорн, казалось, был совершенно равнодушен к происходящему. Анжела перехватила его взгляд: комиссар пристально смотрел на ее бокал с пивом. На его лбу и висках выступили капельки пота.

— Во имя Одина, налей и мне полпинты! — внезапно крикнул он бармену с нотой агрессивности в голосе.

Йохансен продолжал проверку, переходя от стола к столу. Он склонялся над разложенными костюмами и замирал, почти уткнувшись носом в ткань, потом со вздохом выпрямлялся и качал головой. Бьорн стер пивную пену с губ и, обращаясь к Анжеле, заговорил:

— Я помню твой французский городок. Я был тогда совсем юнцом… военнопленным. Там я и женился. Твои земляки не любили высоких блондинов… что поделаешь. Вернулся домой вместе с ней. Правильно ли я сделал? Мы жили абсолютно счастливо… до того дня, когда наша дочь была найдена убитой.

Удивленная такой откровенностью, Анжела неожиданно для себя самой произнесла:

— Вчера я вам этого не говорила, но ко мне в номер пытался войти еще кто-то третий.

— Да?

— Я даже не знаю… Во всяком случае, он не стучал, а именно пытался войти…

Бьорн посмотрел ей прямо в глаза:

— Ну что ж, мы сдвинулись с мертвой точки.

В это время вернулся Йохансен, сжимавший пакетик с блесткой большим и указательным пальцами. По лицу его было заметно, что он вернулся несолоно хлебавши.

— Ничего, — прокомментировал Бьорн. — Ни к одному костюму не подходит.

— Но…

— Я так и предполагал.

Йохансен покосился на пустой стакан из-под пива, стоящий перед Бьорном, потом взял свою чашку с недопитым кофе и, запрокинув голову, одним глотком осушил ее до дна. Бьорн, казалось, лихорадочно размышлял, глядя на разложенные костюмы.

— Йохансен?

— Да?

— Вы их сосчитали?

— Э-э… нет.

— Так сосчитайте.

Вскоре последовал ответ:

— Шестьдесят два, комиссар.

— А в списке шестьдесят три участницы, — сказал Бьорн.

Анжела почувствовала, что в этот раз ей можно вмешаться.

— Если вы обыскали мой номер, то, конечно, вы должны были обыскать и номер жертвы. Если шестьдесят третий костюм не нашелся, значит, он исчез. А если он исчез, значит… может быть, Адриана надела его, когда пошла в сауну? Когда ее нашли, она была раздета?

— Именно так, — кивнул Бьорн.

Лицо Йохансена прояснилось.

— Значит… это, скорее всего, блестка с костюма Адрианы!

Глядя на Анжелу, один из полицейских удивленно шепнул своему коллеге:

— Это ведь она подозреваемая, да?..

— Какого черта мажоретка в парадном костюме делает в сауне посреди ночи? — прогремел Бьорн.

Этот вопрос разнесся по всему бару, и каждый из полицейских получил возможность несколько раз прокрутить его в голове.