Онлайн книга «Воронье»
— Кто-нибудь заметил, как я показал пару королей? У меня хороший отряд! Неужто вы слышите стук копыт? На этот раз он потерял двадцатку. Нелл начала следующий кон. Шон пожаловался: — Дай мне толковые карты, ладно? И не жульничай. Прошу прощения за мой французский. Нелл, которая уже пропустила третью порцию мадеры, сказала: — Ты получаешь то, что заслуживаешь! Тебе достались три пики! Оба они расхохотались, ловя друг друга. Тара приложила старания, чтобы смеяться вместе с ними, что оказалось несколько легче по мере убывания мадеры. Она стала понемногу расслабляться. Шон наклонился было к ней, стараясь заглянуть в ее карты. Она фыркнула: — Ты жулик! — и это вышло довольно игриво. Затем она заметила, что Нелл внимательно наблюдает за ней и Шоном. Проверяет их «химию». Хотя между ними мог завязываться и роман. Тара поняла, что это прекрасное прикрытие. Если она будет мила с Шоном, это все объяснит. Ее нервное напряжение, ее вымученный смех, осторожность решений. Она делала вид, что полна сладкого возбуждения. И при следующей раздаче, когда Шон был готов делать ставку, Тара коснулась рукой его ладони на столе, предупредила: «Держи себя в руках, ковбой» — и сделала вид, что извиняется за это прикосновение, — и Нелл все это уловила. Тара приподняла ставку. Она поставила тридцать долларов, что было явным перебором, и Шон вскричал: — Ну ты даешь! Она едва не уткнулась в него лицом и сказала: — У меня есть армия скорпионов. И затем она еще подняла ставку — сто долларов. Шон сломался. Нелл откровенно веселилась. Шон предложил тост за Тару. И они выпили до дна. РОМЕО припарковался на Эгмонт-стрит у дома Нелл. Сиденье было так откинуто назад, что приборная панель основательно закрывала ему обзор, но кухню он видел достаточно хорошо. Сидя там, троица веселилась. Играли в карты, пили вино и хохотали, запрокидывая головы. А он тем временем сидел в «соколе», тихо поджариваясь. Два часа неподвижно, только отмахиваясь от мух и стирая пот с лица. По телефону не поступало никакого сигнала тревоги. Время провериться. Он нажал номер 7 и увидел, как Шон извинился, вышел на веранду и поднес к уху телефон. — Я наблюдаю за вами, — сказал Ромео. Даже отсюда, издалека, было видно, какое раздражение он вызвал у Шона. Тот обвел взглядом улицу, увидел машину и прошипел: — Что ты, мать твою, делаешь здесь? Ты слишком близко ко мне, и это опасно! Почему ты не патрулируешь? — Не могу. — Почему? — От запаха этого города меня тошнит. — Какого запаха? — Они говорят, что это пульпа с мельницы. Но для меня это трупный запах. Я думаю, что все эти уродливые домишки набиты трупами. И если в них нет трупов, то почему улицы так пустынны? Почему в Брунсвике столько вони? — Для меня лично здесь пахнет нормально. — Может, ты слишком надрался, чтобы чувствовать запахи. — Я не пьян. — Вот дерьмо, — ругнулся Ромео. — Я же наблюдал за тобой. Ты что, хочешь соблазнить ее? Во всяком случае так это выглядит. Все эти возлияния, шуточки и флирт. — Ну как же, мудак. Я стараюсь усыпить их бдительность. — Хорошая идея. Ты же обаяшка. А я буду упырем. Ромео не знал, что с ним делается, откуда все это пошло — может, из-за недостатка сна. Но Шон бросил на него обеспокоенный взгляд. Между ними было сорок ярдов, но все равно казалось, что они в упор смотрят друг на друга. Наконец Шон мягко сказал: — О'кей. Я понял тебя. Слушай, я знаю, как это тяжело. То, что ты делаешь, это одинокая гребаная охота, и я просто восхищен, как здорово ты с ней справляешься. Но ты должен знать — я с тобой. Понимаешь? Я с тобой каждую секунду. Все, что нам нужно, — разобраться с этим делом; потом мы положим деньги в банк и отвалим, и все остальное будет чистой игрой, понял? Ты знаешь, чего я хочу? Я хочу уехать на Тринидад, как мы собирались, и, когда окажемся там, я открою больницу для бедных. Хорошо? Или сиротский приют, или что-то в этом роде. Мне этого хочется. Просто нести с собой эту долбаную любовь, где бы мы ни оказались. И пить ром «Куба либре», и иметь большой плавательный бассейн, и трахать симпатичных медсестричек, но одно я тебе обещаю — никогда не забуду ту храбрость, что ты проявил на этой неделе. Ты понимаешь? — Догадываюсь. — Я сказал тебе, что ты мне нужен, и ты оказался здесь. И все, что произошло потом, обязано только твоей храбрости. И я не забуду этого. Ты слышишь меня? — Ага. — Теперь ты в порядке? — Ну да. — Конец уже близок. Когда он вернулся в дом, Ромео описал по городу еще один круг против часовой стрелки. По 17-й до Клио. Затем выехал на Белл-Пойнт, к Шелби и Мириам. Затем на запад по Чапел-Кроссинг до Алтамы-авеню, к Ванессе и Герберту… «Может, Шон и прав, — подумал Ромео. — Может, у нас в самом деле все отлично». «Я сказал тебе, что ты мне нужен, и ты оказался здесь». В пятом классе, в Огайо, Ромео услышал, что ребята собираются под Вандермаркским мостом. Каждый из них швейцарским военным ножом вырезал себе на груди букву П. Они втерли порох в кровоточащие раны, чтобы эти отметки никогда не поблекли. Никто не знал, что означает это П. Он не был знаком ни с кем из этих ребят. Он просто знал, что хочет вступить в этот клуб. Все школьные годы он был одержим этой мыслью. И в классе, и дома, сидя у телевизора, лежа в постели. «Я войду в этот клуб, и моя никчемная жизнь обретет высокий смысл. Я буду П. Что бы это ни значило. У меня будет эта отметка. У меня будут кровные братья, которые умрут за меня, а я буду счастлив умереть за них. Господи!» Как-то днем он шел по Харди-стрит, направляясь домой из школы, и увидел лидера этого клуба, который в одиночестве шел ему навстречу. Ромео собрался с силами и храбро остановил его: — Шон? Тот посмотрел на него: — Ну? — Он не имел представления, кто такой Ромео. — Что? Эта встреча состоялась перед магазином Венди (в то время он располагался на углу улиц Харди и Пайн). Стоял октябрь, и ветер гонял желтые и коричневые листья. «Скажи это», — подумал Ромео. Но не смог. — Ничего. Шон двинулся дальше. — Подожди. Я хочу вступить… Могу я вступить в ваш клуб? Шон повернулся: — Что за клуб? Кто ты такой? — В ваш клуб. Я пригожусь. — Нет никакого клуба, — отрезал Шон. И добавил: — А если бы даже и был такой клуб, зачем ты нам нужен? |