Книга Лучшая половина мафии, страница 132 – Линда Ла Плант

— Как мы можем это доказать?

— А вот как. — Тереза взяла в руки один из контрактов. — Проверим единственный адрес, который у нас есть, абонентский ящик в Риме. Но нужно действовать безотлагательно, потому что все эти документы готовы к оплате. Завтра мы отзовем доверенность, чтобы выиграть время.

София сложила руки на груди.

— А если другие семьи узнают, что за этим стоит Каролла, они не примут ответные меры?

Тереза пожала плечами, быстро считая что-то на калькуляторе.

— Когда, если… Пока мы затронули только часть проблемы. Сейчас меня больше заботит другое: необходимо проследить путь так называемых ликвидных активов, которые находились на Сицилии.

— Мама рассказывала, что однажды, вернувшись на виллу, застала в кабинете дона Роберто Домино с тремя американцами. По словам Домино, они работали на папу в Америке. Тогда какие-то документы были изъяты, а какие-то сожжены. Если они имели или могли получить доступ к деньгам дона, то они их забрали, и мы ничего не можем поделать или доказать.

— София, ты говоришь о наличных, — возразила Тереза, — а меня интересуют деньги, исчезнувшие отсюда, с Сицилии. И речь идет не о сотнях, а о тысячах долларов. Может, где-нибудь в этих залежах мы сумеем найти реквизиты нашего счета в швейцарском банке. Чем больше я вникаю в бумаги старого Домино, тем больше убеждаюсь, что он пытался спасти наше наследство и он был далеко не дураком. Эта система круговорота денег возникла не случайно, таким образом он пытался не допустить, чтобы на наше наследство наложили лапу…

Мойра подошла к Софии поближе и, как обычно с опозданием на две-три фразы, задала вопрос:

— Под другими семьями ты подразумеваешь тех, которые имели долю по завещанию дона?

София украдкой переглянулась с Терезой.

— Да.

— Тогда как понимать слова «ответные меры»?

София, которая в это время рылась в одном из ящиков, пропустила вопрос мимо ушей.

— Тереза, ты не знаешь, есть еще ящики с личными бумагами Домино?

— Есть, четыре стоят возле меня, и еще один — в углу, в том всякий хлам, старые дневники и все такое.

София выпрямилась и налетела на Мойру.

— Извини.

— Так что ты имела в виду?

Тереза пальцем поманила Мойру к себе.

— Мойра, то, что сейчас скажу, я повторять не буду. Когда дон Роберто умер, Организация, к которой он принадлежал, взяла свою долю. Они не ждали официального завещания, а просто протянули руки и взяли, что нужно. Ясно? А если они узнают, что бывшие владения Лучано принадлежат Полу Каролле, он станет очень могущественным человеком. Понимаешь?

Мойра задумчиво надула губы.

— Ладно, до сих пор мне понятно. Но если то, что принадлежит нам, стоит так дорого, почему эти «другие семьи» не предлагают нам хорошие деньги?

Тереза вздохнула:

— Потому, Мойра, что Пол Каролла, он же Витторио Розалес, заполучил все первым. Папа годами продавал имущество небольшими частями, не зная, что продает Каролле.

— Так мы получим его назад?

— Не наличные деньги, их мы можем никогда не найти, но у нас еще будет что продать.

Мойра кивнула. Похлопав по ближайшей к себе стопке с документами, она спросила:

— Как ты думаешь, сколько все это может стоить?

Тереза пожала плечами.

— Кто знает, может, десять миллионов, может, пятнадцать.

— Долларов или лир?

— Долларов, Мойра, долларов! Будь так любезна, отойди и не загораживай свет, мне нужно работать.

Мойра усмехнулась:

— Что ж, это гораздо лучше, чем я думала. А ты что скажешь, София?

София, не желая быть грубой, довольно резко попросила Мойру отойти в сторону: в ящике с самого верха оказались старые дневники Домино. С бешено бьющимся сердцем она принялась перебирать тетради с датой на обложке: тысяча девятьсот восьмидесятый, тысяча девятьсот семьдесят девятый, тысяча девятьсот семьдесят шестой…

— София, я выписала для тебя номер абонентского ящика Розалеса, — сказала Тереза.

У Софии дрожали руки. Наконец-то она нашла, что искала! Маленький дневник в черном кожаном переплете, датированный шестидесятым годом. Она выпрямилась и сунула дневник в карман.

— Хорошо. Я… я уезжаю сегодня вечером.

— Ну, незачем так спешить…

Однако София была уже на полпути к двери.

— Чем скорее, тем лучше. Я пойду собираться в дорогу, а ты пока напиши, что мне нужно выяснить. — Последние слова София произносила уже держась за ручку двери, ей не терпелось поскорее открыть дневник.

Тереза встала и быстро заговорила по-итальянски:

— Будь осторожна. У тебя есть кто-нибудь, кто мог бы помочь? Я хочу сказать, мы ничего не знаем про этого типа, а если он работал на Кароллу…

София повернулась и ответила тоже по-итальянски:

— Если я узнаю, что за смертью моих детей стоит Каролла, то я надеюсь, что он выйдет на свободу, потому что я сама его убью.

Тереза села, встревоженная странным блеском ее глаз. Мойра не понимала ни слова, но чувствовала по интонации, что было сказано нечто необычное.

— Что она сказала?

— Ничего особенного.

Домино не вел подробных записей. В его дневнике содержались в основном цифры и изредка попадались инициалы. Послюнявив палец, София стала листать дневник, выискивая дату своей свадьбы.

Вот оно! Короткая строчка: «Венчание С. и К.». Она перевернула страницу, пытаясь вспомнить, через сколько дней после свадьбы позвонила в приют. В дверь постучали, София подскочила от неожиданности. Дверь приоткрылась, и в щель заглянула Мойра.

— Я хотела передать тебе номер абонентского ящика Витторио Розалеса в Риме. Прости, я тебя напугала?

— Да, да, напугала. Спасибо и спокойной ночи. Скажи Терезе, что я вернусь, как только что-нибудь выясню.

София чуть ли не силой выпроводила Мойру из комнаты и заперла дверь на замок. Потом схватила дневник. У нее дрожали руки, и, когда наконец удалось найти нужную запись, она испустила громкий вздох облегчения.

Перегнувшись через перила, Мойра ошарашенно наблюдала, как София с быстротой молнии слетела по лестнице, открыла парадную дверь и вышла.

— Ну и ну, — пробормотала Мойра, — эти иностранцы — просто нечто.

А сама подумала: может, все еще кончится хорошо, потому что про ее невестку никак не скажешь, что она спит на ходу.

На следующее утро Грациелла уехала с виллы в восемь часов. Она надела черное крепдешиновое платье, черное летнее пальто и траурную вуаль. При ней была сумочка из черной кожи. Рука, затянутая в черную перчатку, держала четки.