Книга Убийственная тень, страница 52 – Джорджо Фалетти

Эйприл встала и посмотрела на него сверху вниз, как и следовало.

На лице ее были написаны нежность и сожаление.

– Это не игра, Джим. Это жизнь. А в жизни на тебя полагаться нельзя. Я не позволю тебе снова все испортить.

Она уселась в кресло сбоку от кровати, один за другим подняла с полу свои сапоги и натянула их резким, прощальным движением.

В дверь позвонили. Джим невольно глянул на часы. Десять. Приехал Чарли, возвратив ему ощущение времени.

В доме оно летело, а снаружи тянулось слишком медленно.

Джим встал с кровати и начал одеваться.

– Это Чарли. Я пригласил его к десяти и совсем забыл об этом.

Он словно оправдывался, сознавая, что оправдания ей ни к чему.

– Ничего страшного. У тебя гость, а мне уже пора.

Джим понял смысл фразы не по значению слов, а по ее тону.

У тебя своя жизнь, у меня – своя. Они могут пересечься, но слиться – никогда.

Эйприл встала и принялась искать глазами свой пиджак. Он остановил ее уже у двери:

– Эйприл…

– Да.

– Сейчас я не могу. Но клянусь, как только смогу, ты получишь свой сюжет.

Она улыбнулась ему убийственной улыбкой.

– Я уже получила. Несмотря ни на что, это был лучший сюжет на свете.

Она вышла, и он почувствовал себя невыносимо дряхлым и одиноким. Из гостиной послышался щелчок отпираемой двери, потом донеслись голоса, и за новым щелчком последовало молчание.

Джим вышел в гостиную, надевая на ходу свитер. Перед ним стоял Чарльз Филин Бигай.

– Привет, Чарли. Спасибо, что приехал. Сейчас, я только надену ботинки.

Старик без слов кивнул, а Джим вернулся в спальню искать ботинки и уже оттуда услышал его голос:

– У нее много силы и много музыки в душе. Как у Женщины Радуги. Счастлив тот, кто вводит ее в свой дом.

В племени навахов живет древняя легенда о Женщине Радуге как о символе женского совершенства. Джим подумал, что такая женщина не может войти в дом такого бесцветного существа, как он.

– С этим не поспоришь.

Выйдя, он подставился оценивающему взгляду Чарли, но не сказал, что никогда не сможет стать тем счастливцем.

Чарли это понял и тоже ничего не сказал.

Немой Джо только теперь появился из кухни, как будто чувствовал, что в этом доме вершилось непостижимое для него таинство. А может, просто счел ниже своего достоинства участвовать в людских делах.

Джим откровенно развлекался, наблюдая за этим псом. Кажется, он единственное существо на свете, способное привести его в хорошее расположение духа.

– Останешься дома, приятель. Мне опять надо уехать. Когда вернусь, пойдем с тобой гулять пешком до самой Колорадо.

Немой Джо, должно быть, воспринял это обещание как угрозу, а не как награду. Он удалился обратно в кухню с той же поспешностью, с какой заядлый болельщик садится перед телевизором, заранее зная результат матча.

Джим взял со стула джинсовую куртку и двинулся к выходу. За ним по пятам шел Чарли. Джим нарочно оставил на кухне свет – не столько для Немого Джо, сколько для себя. Это, конечно, иллюзия, и все же, возвращаясь, приятно сознавать, что дома тебя кто-то ждет.

Они сели в пикап, и Джим включил зажигание. Чарли не спрашивал, куда они едут. Раз Джим сказал, надо куда-то ехать, значит, есть причина. А куда ехать и что за причина – он и так узнает по прибытии.

Джиму была известна его философия, и тем не менее он счел своим долгом предупредить старика о возможных неприятных последствиях для обоих.

– Bidá'í, я знаю, где ценности моего деда. Мы едем за ними.

Чарли кивнул с отсутствующим видом.

– Но, чтоб добыть их, нам, возможно, придется пойти против закона.

Чарли не надо было объяснять, что бывают законы справедливые и несправедливые, что человек часто допускает злоупотребления и нарушает слово, что одни должны идти по жизни, удел других – оставаться в неподвижности. Поэтому закон, возбраняющий человеку обладать немногими истинными ценностями, он не мог считать справедливым законом.

Он указал рукой на дорогу и вымолвил одно слово:

– Поезжай.

В потоке машин они выехали из городской иллюминации на ставшее уже пустынным в этот час Восемьдесят девятое шоссе. Народ разбрелся по домам и ресторанам. Водители грузовиков наконец позволили себе запить свежим пивом начос и чили. На улицах остались лишь неугомонные души, которые рыщут во тьме, припозднившиеся души, бегущие от них, и проклятые души, что прерывают дыхание людей и заставляют собак отчаянно выть.

Чарли вдруг нарушил молчание:

– Не упускай из виду свою тень, Три Человека.

Голос его звучал так тихо, что Джим едва разобрал слова, не говоря уже о смысле.

– Ты о чем это, bidá'í?

Чарли пояснил, глядя на дорогу прямо перед собой:

– У каждого человека есть брат, в точности на него похожий. Он глух, и нем, и слеп, но все слышит, видит и говорит, как первый. Он является днем и пропадает ночью, когда тьма загоняет его под землю, где у него дом. Но стоит зажечь огонь – и он снова пляшет в отблесках, покорный всему, чего не может ослушаться. Стелется по земле, если прикажет луна, встает на ноги вдоль стены, повинуясь солнцу. Но на собственных ногах ему никуда не уйти.

Старик повернул голову, и глаза его показались Джиму черными пятнами в полумраке.

– Этот брат – твоя тень. Он следует за тобой с рожденья. А когда жизнь покинет тебя, он тоже ее потеряет, хотя никогда и не жил.

После короткой паузы он озадачил Джима, высказав его собственную мысль:

– Старайся быть собой, а не своей тенью, не то уйдешь, так и не узнав, что жил.

Джим растерянно молчал. Такой длинной речи он от Чарли еще не слышал. Интересно, о чем они так долго беседовали с дедом, когда оставались одни, сколько всего изведали, когда жизнь еще не была отравлена выхлопными газами, мобильными телефонами, экранами компьютеров, сколько совершили полетов, не нуждаясь в крылатых машинах, сколько сокровищ нажили, не думая о деньгах.

И сколько боли испытали за него. Не потому, что он ранил их сердце, а потому, что нанес тяжкую обиду себе.

Он так ничего и не смог выдавить из себя. Только оторвал одну руку от руля, положил ее на плечо старика и, сам не зная почему, понял, что все сделал правильно.

Чуть не доезжая поворота к дому Калеба, Джим съехал налево, на обочину, и заглушил мотор.

Из бардачка он достал фонарь, а из ящика для инструментов небольшой ломик. Потом запер машину, и они с Чарли двинулись по дороге, прячась под сенью деревьев. Не исключено, хотя и маловероятно, что полиция выставила у дома охрану. Все-таки в «Дубах» произошло два убийства, но уже после первого все постройки, находящиеся в этом квадрате, основательно обследовали. А после второго – и подавно. В таком месте спрятаться особо негде, так что охрана вроде бы и ни к чему.