Онлайн книга «Синдром»
|
Едва раздался звонок, врач открыл дверь, и Нико отпрянула от неожиданности. – Нико! – О-о-ох! Господи, Док, ты меня напугал! – воскликнула она и лучезарно улыбнулась, входя в прихожую. – Прекрасно выглядишь, – заметил Дюран, закрывая дверь. – Здоровый загар. Хотя теперь, наверное, в ходу другая концепция: «Да здравствует бледность!» Он помедлил, окинул ее взглядом, стараясь при этом не проявлять своей мужской сущности. Задачка не из легких, когда перед тобой стоит прелестная особа на шпильках и в розовой обтягивающей юбочке размером с косынку. – Как дела, где пропадала? Нико пожала плечами: – Да так, на пляже. – Серьезно? На каком? Гостья покачала головой: – Название вылетело из головы. Доктор проводил ее в кабинет. – Ого, да у тебя новое приобретение?! – Никки указала на коврик у камина. Дюран посмотрел на кроваво-красный турецкий кирман с традиционными узорами и кивнул: – Да. Недавно обзавелся. – Ни за что не поверю, что ты выбирался в магазин. Психиатр покачал головой, беспомощно улыбнувшись: – Я заказал по каталогу. – Док, тебе надо чаще бывать на воздухе – ты бледен, как призрак. Собеседник пожал плечами: – Времени не хватает. К тому же теперь бледность действительно в моде. Кабинет мало чем отличался от гостиной – разве что встроенными в потолок осветителями да тяжелыми шторами на окнах. В обстановке преобладали нейтральные тона: на кремовых стенах висели акварельные пейзажи в черепаховых рамах, мебель закрывали бежевые чехлы. Здесь же красовались и дипломы Дюрана. Вместе с огромного размера мебелью и подушками, разложенными на диване, дипломы и свидетельства были призваны завоевывать доверие клиентов: степень бакалавра в Брауне, докторская по клинической психологии в Висконсине, по флангам – сертификаты Американского совета психологического гипноза и Общества когнитивных психотерапевтов . – Располагайся, – сказал Дюран, садясь за письменный стол. – Я просмотрю записи, найду кассету – и начнем. – А что, обязательно записывать все сеансы? – пожаловалась Нико и, сбросив туфли, плюхнулась на диван. – Да, – усмехнулся Дюран, вставляя кассету в магнитофон. Нажал кнопку «Запись» и, повернувшись к компьютеру, стал набирать что-то на клавиатуре. – Ты же знаешь, это не моя прихоть – страховая компания требует. – Док, я все равно не буду с тобой судиться. – К сожалению, именно так все и утверждают. Дюран ввел пациентку в легкий транс. Она расслабленно лежала на диване с закрытыми глазами, на лице застыло безмятежное выражение. Низкий, баюкающий голос психиатра направлял ее по воображаемому ландшафту, следуя привычной последовательности образов: – Ты идешь вдоль прохладного ручья по мягкой влажной тропке. Задержись ненадолго. Слышишь? Вода журчит. Лист плывет по воде, как маленький корабль, и ты провожаешь его взглядом. Вот его прибило к камню, но тут же освободило течением, он закружился в потоке и скрылся за поворотом. Как красиво перекатывается по дну вода, лаская камни… На миг Нико нахмурилась: Дюран начал уводить ее от ручья. Теперь ее лицо слегка напряглось: исполняя волю психотерапевта, она, скорчившись, пролезла под колючими ветками. На лбу пролегли морщинки, пока Никки продиралась сквозь густые заросли – и вернулась легкая, блаженная улыбка, едва она ступила на мягкую, пружинящую под ногами луговую зелень. – Твое лицо ласкает легкий ветерок, он ворошит волосы и гладит траву… Вслед за Дюраном Никки отворила белую калитку, ведущую на поросшие мхом ступени в рассеянной тени листвы, и спустилась к уединенному прудику. Села на поваленный ствол укутанного мхом дуба и залюбовалась танцующим на воде солнечным зайчиком, что пробрался сквозь завесу крон. Левая рука Нико свесилась с дивана и, путешествуя по ковру, окунулась в прохладу озерца. Никки снова в укромном уголке, где никто и ничто не может причинить ей зла. Дюран понаблюдал, как мерно поднимается и опускается грудь девушки, а потом стал выводить пациентку в прошлое: – Давай вернемся в то время, когда ты была девочкой. – А я и сейчас не мальчик. – Нет, маленькой девочкой. Двенадцать лет… одиннадцать… десять. Вспомнила? Нико беспокойно поерзала на диване и кивнула. Дюран, сидевший в высоком кресле в паре шагов от пациентки, подался вперед и в который раз принялся с удивлением следить за переменами на ее лице – настороженность умудренного жизнью человека сменилась детской непосредственностью. И даже голос Никки теперь звучал по-детски. – Где мы? – спросил Дюран. – В Южной Каролине. – А твои приемные родители? – М-м… дома. У нас большой белый коттедж за городом. – Расскажи мне о нем. – Ты и так знаешь. – Мне бы хотелось услышать еще раз. Она нахмурилась. – Там колонны – высокие колонны, как в старинных богатых домах. Только на наших краска облезает. И там, где ее нет, видно, что они не каменные, а деревянные – собраны из дощечек, а теперь вот расклеиваются. Наверное, скоро упадут. – Что ты видишь? – спросил Дюран. – Крыльцо. – Хорошо… Что еще? – Деревья. – Какие именно? – Простые деревья. Дубы. Дом стоит в конце маленькой дороги. – Длинной подъездной аллеи, – поправил Дюран. – Длинной подъездной аллеи с гнилыми дубами по обе стороны. – Живыми дубами, – уточнил психотерапевт. – Да, наверное. Все считают их здоровскими, только мне они не нравятся. Они старые и мерзкие. – Недолюбливаешь их? – Терпеть не могу! – Почему? – Потому что… Ну, как сказать… – Почему же? – Они жуткие. – Жуткие? Как это? – На них паутина. – Ты хочешь сказать, «бородатый мох»? – подсказал Дюран. – Ага. – И что в том плохого? – продолжал доктор. Нико свела брови, задумалась и молча покачала головой в ответ. – У тебя с ними связаны какие-то неприятные воспоминания? – спросил Дюран. Пациентка поежилась и кивнула: – Угу. – Дек что-то делал с этим мхом? Никки уткнулась головой в подушку: – Он запутывал его в волосы. В безлунные ночи. |