Онлайн книга «Синдром»
|
– Но ведь, насколько я слышал, она отказалась от претензий. – Вероятно. – Тогда вы, видимо, могли бы некоторое время пожить у нее. Дюран улыбнулся. – Не думаю. Психиатр не смог скрыть разочарования, и Джеффри поспешил пояснить: – Видите ли, у нас кое-какие сложности. Эйдриен, наверное, вам не говорила, но мы с ней… Короче, мы вроде как в бегах. – В бегах? – Да, и в обозримом будущем вряд ли что-то изменится. Врач некоторое время переваривал услышанное, потом извинился и направился к стойкам с блюдами. Вернувшись с полным чайником, он сел за столик и сказал: – Я бы предложил попробовать «сыворотку правды» не откладывая. Хотя сегодня не получится: я совсем забыл о Дне благодарения. А жена мне этого не простит. Давайте перенесем на завтра. Я уже и пленки с парусами достал… – Какие пленки? – Аудиозаписи, звуки моря. Здорово расслабляет: плеск волн о корму, потрескивание канатов, горы в тумане. Паруса на ветру хлопают – все, что пожелаешь, как в сказке. А учитывая, что вы будете под гипнозом, для вас вообще все будет как наяву. Даже не сказка, а рай. Своим повествованием Шоу пытался взбодрить Дюрана, но тому вдруг стало не по себе: трещат канаты, хлопают паруса… – Где вы такое раздобыли? – спросил он. – Вы о чем? – Ну, звуки моря. – На углу Шестьдесят третьей и Лексингтон-авеню. Студия «Нью эйфи аудио». – Психиатр склонил голову набок, пригубил чай и широко улыбнулся: – Смекалки мне не занимать? Вспоминать он начал благодаря курткам. Это странно, потому что во время гонок они курток никогда не надевали. Как и обещал Шоу, Дюран погрузился в звуки океана, в плеск и журчание воды. С закрытыми глазами он слушал пленку и гонял по волнам с друзьями, правил рулем и чуть притормаживал, оценивая оптимальный галс, когда судно приближалось к бую. Команда сидела в куртках, хотя, как все знали, никто не носил их на борту. – О каких куртках вы говорите? – спросил Шоу. – Командные куртки… Не то, что надеваешь на соревнованиях, а то, что носишь до и после регаты. И в университете. Они уже пытались взглянуть глазами Джеффри на университетский городок, попробовали рассмотреть планировку зданий, студентов, профессоров, надписи на сооружениях, примечательные объекты и статуи. И все эти попытки по-прежнему заходили в тупик, потому что Дюран акцентировал все внимание на, казалось бы, незначительных деталях: фирменных знаках на карандашах и блокнотах, междугородных телефонных кодах, спортивных принадлежностях… И куртках. – Какого они цвета? – Черные с белым. – Черно-белые. Не типично. Вы уверены? Вы, случайно, не фотографию вспоминаете? Может быть, они темно-синие? – Нет, черные. Чернильно-черные с белыми буквами. – Опишите поподробнее. Пациент становился все беспокойнее. Ему хотелось сменить позу, но он не мог – Джефф почти примерз к месту от неприятных воспоминаний. Так проявлялся страх. Дюрану было нестерпимо холодно, он оцепенел, и ему казалось, будто он обложен льдом, – обмен веществ замедлился. Пациент боялся пошевелиться, опасаясь выпустить на волю что-то таящееся внутри, и он не понимал – почему. Логический сектор его мозга оказался в состоянии взвешивать реакции и не одобрял дискомфорта. Разве можно бояться курток? Что в них страшного? – Не торопитесь, – проговорил Шоу. – Думайте о куртках. Они на пуговицах или на молниях? Из какой сшиты ткани? – Я не могу думать. Мыслям тесно. – Ощущения сузились, остались только давление и холод. Дюран с ужасом почувствовал, как голову со всех сторон сдавливают льдины и мозг застывает. – Вы можете думать. Они на пуговицах или на молнии? Нет ответа. – Повесьте куртку на вешалку в своей комнате, – предложил Шоу. Так пошло легче. Куртка была на крючке, а не на Джеффе. – Она на молнии, – сказал Дюран. – Превосходно! Спереди куртки что-нибудь есть? Кроме застежки. – Вышивка. – Какого цвета? – Белая. – Что это? Что там вышито? Буквы? Слово? – Шоу заколебался. – Ваше имя? – Медведь, – сказал Дюран, удивившись не меньше доктора. – Только голова? Или весь целиком? – Это медведь, – повторил Джеффри. – Белый медведь? Пациент кивнул. Слова давались ему с огромным трудом, и отвечал он медленно. – Да, полярный медведь. – Медведь, – проговорил Шоу еле слышно, почти шепотом – шепотом, полным ликования. – Черное и белое. Полярный медведь, – повторил он теперь еще громче. В его интонации звучал триумф, от которого Дюрана захлестнула паника. Полярный медведь красовался на груди куртки, в то время как на спине – что теперь нетрудно было представить – виднелись слова «Паруса Боудена». Все университетские команды носили специальные куртки с символом университета и надписью с видом спорта. – Боуден, – проговорил пациент. – Колледж Боудена. – Да, – подтвердил Шоу, – конечно: Роберт Пири , полярные медведи. Так вот где Джефф получал степень бакалавра – в колледже Боудена, а не в Брауне. Неудивительно, что его не узнали на встрече сидвеллских выпускников – он же из штата Мэн. Теперь Дюран вспомнил и еще одно – он учился в Бетеле, в Академии Гулда, где его мать преподавала английский. Внезапно на первый план вышел огромный фрагмент его прошлого; сердце пропустило удар, как бывает в долгом путешествии по воде, когда неожиданно отказывает корабельный двигатель. Вся жизнь промелькнула перед глазами за миг, который, казалось, растянулся в целую вечность, и он точно умер на мгновение. На секунду Дюран подумал, что у него сердечный приступ. Тут «моторчик» снова застучал, и пришло осознание того, что с сердцем все в порядке – просто Лью Макбрайд вернулся домой после долгого отсутствия. Его переполняло ликование, как вдруг перед глазами стала проявляться новая картина. Комната цвета охры, похожая на скотобойню: со стен стекает кровь, а в голове с визгом проносится мысль: «Боже мой, я их убил». Все исчезло. Картинка пропала так же быстро, как и появилась. Глаза его широко раскрылись, и он обнаружил себя там, где все это время и находился – в удобном кресле напротив доктора Шоу. И Льюиса переполняла студеная смесь радости и скорби: «Как я рад, что теперь знаю, кто я. Но как все-таки жаль, что я такой». Вспомнив свое имя, Макбрайд поразился, насколько органично оно вписывалось в его представление о себе. Он подумал о матери – о настоящей маме, а не об иконе в рамке для фотографий, что стояла в его квартире. О том, как мать брала его на руки и поднимала, припевая: «Вот он, Лью! Крошка Лью!» |